– Иди ко мне, – говорю срывающимся голосом и затаскиваю Демида в номер, тяну за одежду.
Он и так шел… Но мне надо чтобы шел по моему требованию.
Что странное, жесткое, темное разлилось во мне, разливалось и пузырилось, пока мы ехали по витым дорогам, ловили блики солнца в листве, слушали Басту и больше не пытались разговаривать. В кабриолете невозможно почти разговаривать на такой скорости. Только кричать.
Я боялась начать и не остановиться. Выплескивая все то, что разлилось.
И даже не разговаривала с администратором, которая нас заселяла. Мне важно было донести все это до того момента, когда мы останемся наедине.
Что изменилось с момента беспощадного осознания? Не понимаю. Разве не думала я прежде, что чувствую к нему? Думала. Мы сто раз это с моими органами даже обсудили. Но все мысленные рассуждения, подпитываемые периодическим общением с подругами, они были похожи на незамысловатые истории из подросткового журнала.
Сейчас меня будто в нефть окунули.
Мне горько, роскошно. Смертельно.
Демид ногой захлопывает дверь и бросает наши сумки на пороге. Я мельком смотрю комнату: самый что ни на есть люкс, с набивным диваном, окном в пол, кровать со столбиками и под балдахином… Он же не отрывает от меня взгляда.
И я тяну за отворот спортивной рубашки с коротким рукавом, за пояс. В сторону той самой кровати. Между ног уже горячо, можно и самой обжечься…
– Мне нравится, когда в тебе просыпается… – пытается подобрать слова. – Ведьма… Властительница.
Цепляет. Ох как цепляет этот его тон, жар его рук, влажная от летнего солнца и наверняка чуть соленая шея… Его запах, его слова, его готовность поддержать любую мою игру.
Любую же?
Проверим. Потому что мне очень надо. Почувствовать снова, что я хоть как-то контролирую ситуацию.
– Нравится? – приподнимаю уголки губ. И добавляю хрипло и резко, – Тогда на колени.
На мгновение его глаза расширяются от удивления, но потом он опускает веки в знак согласия. И опускается на колени, тогда как я присаживаюсь на край высокой кровати. Тяну наверх его футболку. И ставлю ногу в босоножке на голую грудь.
– Ты знаешь, что делать.
У меня даже голос меняется. Становится ниже.
Демид обжигает своим дыханием подъем стопы и аккуратно, будто боясь ненароком поранить, расстегивает ремешок, сопровождая каждое движение поцелуем. Действительно знает? Опытен и в этом?
Целует там, где остался чуть влажный отпечаток. Где край ремешка надавил на кожу. И каждый пальчик… тоже заслуживает его самого пристального внимания. Как и вторая нога.
Я даже не думала, что могу кончить, просто глядя на мужчину, ласкающего мои ступни.
Могу.
Но хочу кончить от другого.
– Выше, – резко и хрипло.
По бугру в области его паха и по тому, как он бросается выполнять мой приказ, понимаю, что Демид не меньше возбужден. Впрочем, он и не скрывает. Хрипло дышит, прикусывает внутреннюю часть бедер, поднимается все выше, и рычит, соприкасаясь с кружевом трусиков. Резко, почти неосторожно сдергивает с меня белье, задирает юбку…
– Убери руки, – демонстрирую максимальное владение ситуацией. Хотя ни хрена ей не владею… Мне хочется орать и стонать от возбуждения и удовольствия, извиваться под ним. Но еще больше хочется…
Чтобы было вот так.
Тягуче, надменно, остро.
– Без рук! – рявкаю, потому что не слышит. Трогает, тянет на себя, вдавливает свои пальцы в бедра… Снова рычит. Бросает на меня короткий возмущенный взгляд, но потом убирает таки руки. И с готовностью приникает к моему лобку.
Послушный. Готовый на все. Мой.
И тогда я широко расставляю ноги и за затылок притягиваю к себе максимально близко, вдавливаю в бедра, требуя сразу всего. Его умелого языка, дыхания, даже зубов… Он понимает меня верно и всасывает клитор так резко, что я взвизгиваю, а потом начинает трахать языком, погружаясь очень глубоко, выныривая и, довольно урча, облизывая свое лакомство…
Стонов я сдержать не могу больше. Выгибаюсь, стискиваю бедра, хрипло вскрикиваю, царапаю его голову, вдавливаю еще сильнее – плевать, дышит или нет – тянусь и выгибаюсь, чувствуя, как натягивается, натягивается моя темнота, звенит струной…
А потом лопается под аккомпанемент моего крика и долгого, глухого стона Демида.
Я мелко дрожу, оставаясь все в том же положении. Только из меня будто воздух выпустили: если подтолкнуть, то лягу тряпочкой.
Мой любимый доктор по вызову явно мужик, а не тряпка. Находит в себе силы подняться. Опирается о резной столбик где-то справа от меня и дышит рвано. Он-то от чего?
– Офигеть, – слышу от него очевидное. Потому что то, что произошло, оно и правда офигеть, – Я даже подростком не кончал себе в штаны…
А вот такого эффекта я не ожидала.