— Заладили дважды в день наведоваться, упыри храмовные. Амирка, давай ко мне!
Я бабушке лукошко сунула, и к деду с разбегу. Он подхватил, закружил, прижал к себе крепко-крепко, а после держа меня на вытянутых руках сурово оглядел и пробормотал:
— Да какая ж с тебя девка-то? Дите еще, как есть дите.
— Пятнадцать ей, — напомнила бабушка, неся лукошко к столу.
— А я бы лет ну тринадцать дал максимум, — решил дедушка.
Я же болтала ногами и просто улыбалась — люблю их.
— Охотница моя, — деда на пол поставил, волосы на макушке растрепал. — Ну, рассказывай, как день прошел?
И я сидела с ними за столом, болтала ногами и уплетала блины с малиновым варением. А в окно светило заходящее солнышко, какая-та пчелка жужжала, пытаясь выбраться через стекло, мурлыкал Черныш, устроившись под моим стулом, улыбалась бабушка, кивал, слушая про то как я гоняла от Васьки дедушка и хорошо так было.
А потом в окно постучали, я глянула и увидела заплаканную Люську. Ну да, им сегодня тревожная ночь предстояла, плохо быть избранными, ой плохо. Вот так в вечер перед смотринами мыкаться бледным приведением, с двумя жрецами на хвосту, которые после пары самоубийств, избранных теперь в эту ночь одних не оставляли.
— Впусти, что уж, — грустно сказала бабушка.
Люська вошла бледная. И вот час назад была вся нормальная вроде, а сейчас солнце к закату и даже руки дрожат.
— Ну чего ты, — я открыла двери.
А Люська посмотрела на меня и прошипела.
— Змея ты подколодная, Амира. И мать твоя змея и ты!
От удивления я даже сказать не смогла. Люська слезы вытерла и добавила:
— Будь ты проклята!
Развернулась и пошатываясь, как дядь Заим когда напьется, ушла. А я стояла, смотрела ей вслед и понять ничего не могла.
— Забудь про нее, Амирочка, — бабушка обняла за плечи, в дом увела. — Просто забудь. Видимо одна девка завтра к демонам точно пойдет.
Забыть я не смогла. Еще немножко посидела с бабушкой и дедом, опосля попрощалась и убежала домой — ночь предстояла длинная, и мне нужно было поспать хоть немного.
Как стемнело, меня разбудил Сева — заводила деревенской компании малых, и мы побежали готовиться к завтрашнему дню.
Деревня гудела, не спал сегодня никто. Мужики из реки ил таскали, бабы рыбу потрошили, детишки готовили образы, а староста наш дядька Игнат руководил всем и сразу, и его зычный голос раздавался то здесь, то там. Мы же с ребятами в трепетном ожидании завтрашнего развлечения, обсуждали, кто в чем будет.
— У меня нарыв ооот такой будет! — хвастался Сева. — Во все лицо!
— А глядеть как будешь? — улыбнулась я.
— Э…э… злая ты, Амирка, — расстроился мальчик.
— О тебе забочусь, — пряча улыбку, заверила я.
Сева задумался, потом расцвел и заявил:
— На пол лица нарыв! Гнойный!
Ребятишки завистливо засопели, я же с трудом сдержала смех.
Обожаю день смотрин! Самый лучший праздник в году, и самый-самый веселый! Начинается он вот как сейчас — еще до полуночи, готовимся к нему вообще весь год, но тайно. Потому как если жрецы засекут… Но жрецы, как ни стараются, по жизни этот великий день пропускают, являясь уже к концу, когда дело сделано, избранные спасены, все пьют, гуляют и радуются жизни. А вот причина, по которой жрецы всегда праздник пропускают очень и очень проста…
— Амира! — крик папы заставил остановиться. — Ами-и-ира!
Замерев, я развернулась, сказала мелким 'у бабки догоню', и помчалась к отцу. Бежать было просто — по всей деревне огни горели, а улицы тут станут грязными и скользкими только под утро, потому как иначе ил впитается, и весь эффект пропадет.
Пробежав через половину деревни, я подбежала к деревенским старейшинам, среди которых возвышались рослые фигуры папы и старосты дядь Игната Михеича. В трех шагах от них остановилась, поклон поясной до земли отвесила (старость уважать надобно), и там стоять и осталась.
— Подойди, — важно сказал дед Всеслав, самый уважаемый старейшина.
А без слова его я приблизиться права не имею. Ну уж теперь, с позволения подошла, рядом с отцом встала, и так как занервничала немного, ранее то старцы к себе не звали, схватила отца за руку. Так оно как-то спокойнее было.
Папа мои пальцы сжал ободряюще, но первый не заговорил, не ему было слово держать.
— Дело у нас к тебе, — задумчиво начал Игнат Михеич, — про жрецов да нежелательность их присутствия слыхала небось?
Я закивала — как не слыхать? Необходимость усыпления жрецов и собственно процесс к которым это происходило, опосля демоновых смотрин обсуждала вся деревня. Весело обсуждала, с огоньком. Жрецы о том подозревали, и пытались препятствовать всеми силами — за три дня до смотрин не ели да не пили ничего, дабы сонную траву им в питье не подсунули. Ну да ничего, мы, безбашенские, индивиды крайне находчивые. Помнится года три назад, усыпительную траву подлили в воду купели. Жрецы перед сном сходили, помылись, молитвы демонам прочитали, да и спать легли… на сутки. Ох и злились же, ох и негодовали, особливо когда все девять заготовленных избранных оказались уже с деревенскими парнями повенчанными. Да, у нас с этим быстро — только демоны смылись, сразу священник на порог. А там стало быть парами построили да с пирком и за свадебку.
В прошлом году жрецы есть перестали за пять дней. Только воду и пили, и то — даже не из колодца, а вовсе из горного ручья. Безбашенские наши покручинились, покручинились, да спас всех деда Микола — взял горилку, на праздник заготовленную, в горах в засаду засел. И токмо жрецы на водопой пришатались (с голодухи они вообще едва на ногах держались), так он все и вылил прямо в ручей. Жрецы уклюкались с пары глотков… В результате мужикам пришлось волочить их до самого храма, где те благополучно проспали очередные смотрины.
В этом же году жрецы решили не пить, не есть, не спать — в молитвах провести всю ноченьку, чтобы узреть великих рогатых да могучих поутру, коим жизни свои даровали, да службу служили великую.
Вообще жрецов об этом никто не просил. И в деревеньку нашу их никто не звал, да только сатанисты Вериосские, ранее в черное рядившиеся, глаза черным подводившие, да губы темным мазавшие, как прознали, что есть в стране деревенька, в коей демоны себе невест отыскивают, так явились умертвиями непугаными. Ой и страху то навели — говорят все бабы деревенские, что разродиться не могли, вмиг ребятни на свет напроизводили. И такой ор в деревне стоял, что мужики от злости сатанистов похватали, да слова им такие сказывали 'Ежели еще раз, хоть разок, мы вас!..' Собственно это были все слова, но сатанисты усекли с первого взгляда. Поясно кланялись, черноту с лица смывали, да с тех пор в белое рядятся, бороды отпустили, ходят тихохонько, опосля и вовсе помогать по хозяйству стали. В общем, с сатанистами смирились, тем более что польза от них была — за избранными приглядывали, кто заболел лечить пытались, иной раз скотину искать в болотах помогали. А когда деревню заклинанием защиты накрыло, так и вовсе пользу принесли, торговцев приманили, рынок организовали на границе, его так и прозвали Торг Безбашенный. Да на рынке том водой проклятой торговали. Воду нашу покупали охотно, помогала она от болезней, сглазов, неудачи, и всякому еще, что жрецы придумывали. Да, мы сами поражались, но токмо жрецы новое чегось придумают, от чего вода помогает, так она сразу и помогать начинает… ну, ежели торговцы в это веровали. А веры в торговцах было немеряно — с цельными бочками за водой приезжали, в итоге у жрецов и храм золоченый, и одежда сукна не простого, и украшениев как у цыганского барона, не меньше. Одевали они их правда раз в год — на сами смотрины, в смысле выряжались исключительно для демонов. И ничего удивительного, что рогатые благодетели безбашенские, как-то сторонились позвякивающих восторженных поклонников.
Но, собственно, проблем не было, пока у старосты дяди Игната не подросла первая из пятнадцати дочерей… А девок своих староста любил, и мужиком был страсть каким умным, а еще говорят, прадед у него был из богоизбранного народа, который на окраине Вериоссии проживал, так что никто не удивился тому, что за день до смотрин у дядь Игната родилась великая идея. То есть самому факту ее рождения никто не удивился, а вот идее… Но поддержали. Во-первых, наши безбашенские за своих всегда горой, а демоны-то пришлые. Во-вторых, благодеяния благодеяниями, но девок всем было жалко, особливо родителям. В-третьих, мы ж безбашенные. С той поры 'обмани демона' стало самой любимой деревенской забавой, переплюнув спуск по зиме с горы Жмурихи, прыжки через костер, поиск по весне цветущего чертополоха и быстрой езды.
Так что в ту ночь жрецы получили подарочек — винцо красное, южное и благополучно проспали сутки.
Потом была картошечка с мясцом, от добросердешных безбашенных баб… Снова проспали.
На третий год жрецы сообразили, что дело тут не чисто, и от поросенка начиненного яблоками попытались отказаться… Но сказать 'нет' прямо в глаза безбашенным бабам не решились, взялись по кусочку попробовать — проспали. Потом была пыльца сон травы в подушках, ворота запертые, так что выломали их жрецы только к закату, когда дело уже было сделано. Опосля отвар сон травы в колодец подлили… Еще были призраки, за которыми бывшие сатанисты погнались с просьбой поведать о жизни загробной, а в итоге оказались заперты в подвале. Не, их спасли, но через сутки. В этом году жрецы, как оказалось, решили, во что бы то ни прорваться на смотрины.
— Тяжелы грехи наши, — начал старейшина дед Симон, — да неужто отступим, дадим супостатам девок нашенских безбашенских ворогам отдавать?
Не знаю к кому был вопрос, но посмотрели все на меня.
Я на папу.
Папа на меня.
Мы вместе на старейшину.