— Годы окаянныя… — протянул дед.
Мы с отцом переглянулись, оба одинаково не понимая, про что конкретно пытается сказать старейшина.
Дед Симон тяжело вздохнул и произнес:
— Жрецов след на кривой кобыле объехать.
На какой кобыле? Папа нахмурился, я же спросила:
— Дед Симон, да где ж мы ее возьмем то, кобылу кривую? У нас безбашенные все здоровеньки, кривых и нету вовсе.
Старейшина почесал бороду, хмуро глядя на меня, и произнес:
— Длинна коса, да ум короток!
То есть я дура?! Надулась, руки на груди сложила, на старейшину смотрю исподлобья. Дед Симон на меня точ таким же взглядом. Не, старики иногда как дети.
— На кривой козе, говорю, — говорит он, — к жрецам подъехать след!
— Час от часу не легче, то им кобылу кривую подавай, то теперь козу… Дед Симон, вы определитесь уж, а?
Нет, вообще так со старостами разговаривать нельзя, но между прочим я не хамлю, я возмущаюсь. Это они мне предлагают пойти и скотину обезглазить? Нет, я, конечно, могу, я охотник, второй самый лучший охотник в округе, но… а не буду из идейных соображений, вот!
— Не согласная я скотину калечить! — объявила гордо.
— А хто тя просит? — возмутился старейшина. — Я говорю — обмануть жрецов надобно! А ты — кобыла, коза, определитесь! Дура девка, как есть дура!
И мне так обидно стало.
— А чего сразу срамите да обзываете? — несмотря на то, что отец одернул за рукав, возмутилась я. — Так и сказали бы 'Свет наш, Амирка, на одну тебя уповаем, уж не откажи, охотница ты знатная, да жрецов устрани от завтрашнего мероприятия, а мы тебе за то век будем благодарны'. И все! Разве много я прошу, а? А вы мне про козу да кобылу!
От наглости такой невиданной да не слыханной обалдела я первая, потом накрыло присутствующих, даже отец на меня поглядел, словно только увидел, а дед Симон вдруг залихватски так подмигнул, два шага вперед сделал, опираясь на клюку, склонился до земли, да зычненько так:
— Свет наш, Амирка, на одну тебя уповаем, уж не откажи, охотница ты знатная, да жрецов устрани от завтрашнего мероприятия, а мы тебе за то век будем благодарны.
Ой и стыдно мне стало. Рукавом прикрылась, опосля за отца спряталась, стою себе, румянец во всю щеку, аж огнем горит.
— Али поклон не по душе, матушка? — продолжил издеваться самый старый безбашенный старейшина, — или тоном не угодил, свет наш Амирушка?
И так мне обидно стало, что не выдержав, я из-за батюшкиной спины высунулась и хмуро спросила:
— Так спасать вас, али сами управитесь?!
— Амира! — пристыдил отец.
А я что.
— А он первый начал, — пробормотала, насупившись.
— Домой ступай, — приказал отец.
— Не могу, — не согласилась я, — мне еще перхоть натереть надо, в этом году моя очередь.
И тут старейшина сказал:
— Охолонись, охотник. Давно я к девке твоей приглядываюсь, давно уж при одном на Амирку взгляде, улыбка сама губы кривит. А с делом энтим если кто и сумеет совладать, то токмо она и одна. Тебя-то жрецы в храм свой не запустят.
Отец что-то хотел ответить, да я перебила:
— Чай и без спросу можно, есть там путь дорожка одна тайная, для жрецов самих сотворенная, да…
Папа развернулся, схватил меня за плечи, встряхнул и зло спросил:
— Что?!
Знамо дело — папа против того, чтобы я на версту к храму приближалась, да и Люська им никогда не по нраву была, мама сразу про нее сказала 'Лицом пава, да душонка змеиная', так что признаваться мне вовсе не хотелось, ну да отцу врать в глаза я не умею и не хочу. Дорогих сердцу людей не обманывают.
— Ходила я туда, бать, — тихо призналась. — В сами ворота ни-ни, ты ж запретил, а так любопытственно было сверх меры, вот я и…
Отец плечи мои отпустил, выпрямился, и смотрел хмуро, с неодобрением. И горько стало до слез, да что уж там — виноватая я.
— Завтра поутру уезжаем, — мрачно произнес папа.
Токмо голову и опустила.
— Окстись, Светомир, — староста дядь Макар Игнатович к нему ближе подошел, — не пропустит, купол-то.
Это да, бабы да девки местные всю жизнь в Безбашенной и живут, нету им ходу отседова с той поры, как в девичество вступают, да только…
— Не местная она, — напомнил всем отец. — Коли надо так, поможем чем сможем, но как солнце над горами засияет, уйдем. Я все сказал.
И хоть батя охотник простой, а к слову его и старейшины прислушиваются. К моему, как выяснилось, тоже:
— Ну дык, Амирка, — заговорил старейшина Симон, — как спасать нас будешь, матушка?
Про охрану, коей жрецы обзавелись я знала, и про то, что ходу сегодня никому в храм нету знала тоже… А еще ведомо мне было, что перед сном каждый жрец ходит в часовенку молитву вознести… А еще имелся у меня яд новый, сонный как раз, папа только на прошлой неделе готовить научил…
— Дротики, — сказала я, и бате улыбнулась.
Папа задумался, после произнес:
— Яд я готовлю.
А жаль, у меня был составчик, который хотела на кузнецовых сыновьях испытать, и вот для жрецов в самый раз был бы, да видно не судьба.
— Тут пропорции правильно рассчитать нужно, — сурово напомнил отец.