— Экспериментировать можешь на охране, — внезапно добавил папа.
Взвизгнув, я подпрыгнула, обняла папу, крепко-крепко, и едва он опустил меня на землю, развернулась и опрометью бросилась домой, готовить дротики к самой замечательной охоте. Потому как с детства мечтала на жрецов поохотиться, с тех пор, как они меня, маленькую, от избранных гоняли. Обидно так было. А в этом году гонять перестали же, напротив как завидят, все лезут с речами ласковыми да посулами знатными, а мне то что? Обида, особливо детская, она мести требует!
До дому промчалась споро, да на повороте едва в болото не свалилась, поскользнувшись. Нет, обычно у нас все дороги сухие и ровные, да и скотина воспитанная, по дорогам навоз не разбрасывает, так что беги хоть днем, хоть ночью, да только сегодня мужики ил с реки возили, он кое-где расплескался. Болотный, вонючий, скользкий. Вот я и… Но удержалась, за тын ухватилась и устояла.
— Амирка, ты это, охолонись бегать-то, — сказал мне дядя Ратибор.
Прокралась под заборчиком, увидев, что самая большая лужа образовалась у нас перед воротами, скользнула в калитку кузнеца Гутарга, и мне тут же навстречу кинулись два громадных волкодава — оба в холке мне по плечо будут, а так вообще здоровее, на пол головы точно выше.
— Буран, Ураган, да стойте вы! — взмолилась я.
Но песики не послушались, и через мгновение у меня была вылизана вся моська. Тщательно. Не смотря на мои визги и попытки прикрыться рукавом. Дверь кузнецова дома открылась, вышла тетя Матрена, увидела творящееся безобразие и спросила:
— Амирка, ужинать будешь?
— Сссспасите… — пискнула, потому как псы взялись еще и все остальное вылизывать.
— Буран, Ураган! — рявкнула кузнецова жена.
А голосок у нее — ух. У ней же муж, да восемь сыновей, так что командовать тетя Матрена навострилась знатно. Песики тут же хвосты поджали и к порогу, вылизывать хозяйские лапти.
— Тетя Матрена, — я старательно вытиралась, — я через ваш огород пробегу, а? А то перед нашими воротами болота много, извазюкаюсь вся.
Кузнецова жена кивнула, со странной улыбкой на меня поглядывая. Да так поглядывая, что пока я шла, все еще вытираясь, по дорожке к прорехе в заборе, все думала с чего бы. А потомочки остановилась и прямо спросила:
— Теть Матрена, а вы чего улыбаетесь-то?
— Ничего, — тут же ответила женщина так, что сразу я заподозрила — что-то тут не чисто дело. А кузнецова жена вдруг добавила: — Амирочка, деточка, только ты к Люське не ходи больше, не надо. Да и говорить с ней поостерегись. Змея она подколодная, и не друг тебе вовсе.
Про Люську это зря — у меня даже плечи поникли.
— Амирочка, — тетя Матрена со ступеней сбежала, быстро ко мне подошла, — Амирочка, доча, небось ходила уж к тебе змея эта?
Шмыгнув носом я попросила:
— Не надо про Люсю так…
Теть Матрена платок достала, лицо мне вытерла, нос последним, пальцем по нему щелкнула да и сказала:
— Светлая ты Амирка, как солнышко, тьмы в людях вовсе не видишь. Ну да ничего, Васенька от дурных-то оградит. А ты совета моего послушай — не ходи к Люське, не говори с ней, да даже в сторону ее не смотри. Чует сердце мое — гнев затаила девка на тебя, а значит и до подлости недалече.
Хотела было возразить, да тетя Матрена свой вопрос задала:
— А бежишь-то куда?
— Ой! — и я, вспомнив, на бег сорвалась. И уже на ходу выкрикнула: — Так жрецов упокоить сегодня мне выпало!
Что мне кузнецова жена вслед крикнула уж и не слышала — ветер шумел в ушах, да трава под ногами шелестела.
До дома домчалась я быстро, да в схрон с дорожки и завернула. И вот завернула-то быстро, от того в гостя лесного и врезалась на полном ходу!
— Ух! — выдохнула отлетая от Михаила Топтыгина и падая на траву.
— Грр, — ответил мне зверь лесной, протягивая самую настоящую рогатину, отполированную настолько, что она сверкнула в свете полной луны.
— Ух ты, — только и сказала я.
— Грррр, — поддержал беседу мишка.
— А еще что есть? — заинтересовалась я.
Не, ну откудова рогатина тут все понятно — часть леса нашего тоже заклинанием демонским накрыло, так что он от охотников пришлых защищен, о чем звери очень даже в курсе. Но некоторые молодые, вот как Михаил Топтыгин, которому два года всего, они себе нервишки пощекотать любят. От чего и ходют в соседний лес 'по охотники'. Развлечение у них такое. А от тех охотников и таскают нам трофеи — надо же похвастаться. В смысле — никто кроме нас с батей и не оценит-то.
— Ыгырр, — подтвердил мишка, встал, из-под себя вытащил суму охотничью, лук со стрелами, и багор.
— А багор откуда? — удивилась я.
С багором оно только на рыбалку и ходить по весне, когда нерест начался.
— Грр, — Михаил Топтыгин мощными мохнатыми плечами пожал.
— Заимку разорил значит, — догадалась я.
Медведь активно закивал головой.
— Уважаю.
А что — заимку вскрыть это сноровка нужна, то есть с такими-то лапами замки вскрыть, да двери пудовые отворить.
— Здорово, — похвалила я.
— Угурр, — сказал Михаил Топтыгин и на двор выжидательно поглядел.
— Батя сейчас придет, яд готовить мне будет, — успокоила я мишку, которому еще и перед отцом о подвигах своих хотелось поведать.
— Грр? — спросил он.
— Ну мне яд, — начала пояснять, — на жрецов иду охотиться.
— Ыыыгрррх! — восхитился мишка.
Да, лесные жрецов недолюбливают. Оно как, сатанисты же привыкли жертвы демонам приносить, а в Безбашенной людей низя, и животину деревенскую стало быть тоже низя, так они поначалу пытались животных под жертвенные нужды приспособить. А животные у нас народ дружный, сплоченный да с выдумкой, так что однажды парочка жрецов проснувшись по утру обнаружила себя на споросколоченном в лесу алтаре, в окружении сухого валежника, да обозревая нагло скалящегося мишку с факелом в лапе, и факел этот топтыгин меееедленно так к дровишкам поднес… Вот с тех пор жрецы в лес не ходят, а лесные жрецов не любят.
— Грр? — бросив все трофеи, осведомился у меня Михаил Топтыгин.
— Неее, тебе со мной нельзя, — тут же преисполнилась важности я. — Дело опасное, ответственное, а если не выгорит старейшина к жрецам на кривой козе поедет, вот. А мне козу жалко, чтобы ей да из-за жрецов глаз выкалывали.