— Что означают «иероглифы» на наших личных делах, проставленных по результатам собеседования с вашими коллегами?
— По большому счету, ничего не значат, — ответил Черепанов. — Это отметка о том, что вы обладаете необходимым набором характеристик для получения офицерского звания.
— А почему у других курсантов нет таких отметок?
— Потому, молодой человек, что ваши показатели выше среднего. Это показатель или хороших задатков, или сумасшествия.
— То есть? — не понял я.
— Что «то есть»?
— Почему сумасшествия?
— Потому что ваши результаты могут означать или одно, или другое. Как говорится, от гениальности до безумия один шаг.
— В нас есть гениальность?! — обрадовался я.
— В вас есть нужные Зимину задатки.
— Ладно, более-менее понятно.
— Тогда и к вам, молодой человек, у меня есть вопрос, не относящийся к основной теме. Не возражаете?
— Нет, конечно, — чуть удивленно ответил я.
— Видите ли, юноша, у меня есть маленькая слабость, хобби так сказать, — чуть смущаясь, признался полковник.
— Голубой что ли?! — с опаской спросил Марся.
— Нет, — едва сдержав смех, ответил тот. — Бог миловал. Вернемся к хобби. Я собираю, если так можно выразиться, ассоциации.
— Ассоциации чего и с чем?
— Не «чего и с чем», а «кого и с чем», а еще лучше — «кого и с кем».
— Вы можете сказать прямо? Меня ваше хождение кругами начинает настораживать.
— Хорошо, — согласился он. — Меня интересует, о ком из существующих или вымышленных персонажей вы подумали в первое мгновение, увидев меня.
— Опаньки! — не удержавшись, вякнул я. — Да у вас страхи и комплексы!
— Хобби у меня, молодой человек. Всего лишь хобби, — уже в открытую смеясь, пояснил полковник.
— Саня, мать вашу, о чем вы там все говорите? — не выдержал Марся.
— Кореш, мать твою, ты чего тупишь?! Ты когда полковника увидел, кого он тебе в первый момент напомнил?
— Только честно! — попросил Черепанов.
— Честно, — протянул Марся и спросил почему-то у меня: — А он меня потом не порвет?
Я вопросительно глянул на полковника.
— Ничего не будет. Обещаю. Если будет что-то новое, сделаю для себя отметку — и все.
— Ладно, — согласился Марся. — На первый раз поверим. Кощея Бессмертного он мне напомнил.
— И все?! — разочарованно спросил доктор.
— Все, — подтвердил Марся.
— Печально, — резюмировал Череп.
— Что? Слишком часто вам это говорят? — сочувственно поинтересовался я.
— Даже слишком, — вздохнул он. — В восьми случаях из десяти. А вы, молодой человек, чем меня порадуете?
— «Моя фамилия Мышьякович. Я специализируюсь на нечеловеческих опытах на людях в области стоматологии. И запомните, капитан, больше трех опытов еще никто не выдерживал!» — выдал я цитату из мультфильма «Капитан Пронин: Внук майора Пронина».
— Так-так-так, — заинтересовался Черепанов. Он даже наклонился вперед. — Что-то новенькое. Порадуйте старика, кто такой? Почему не знаю?
Я за три минуты объяснил, «кто такой и откуда взялся». Череп так заинтересовался, что забыл про нас с Марсей. Он достал ноутбук и полез в сеть искать мультфильм. Просмотрев указанный мною отрезок, он довольно потер руки и, сделав соответствующую запись в своем блокноте, заявил:
— Замечательно. Можно сказать, что сегодняшний день прожит не зря. Спасибо, юноша, уважили. Не ошибся в вас Зимин. Но вернемся к делам нашим прискорбным. Вы не возражаете, если я сменю освещение?
— Нет, — чуть удивленно согласились мы.
Череп пощелкал настольной лампой, но, не удовлетворившись результатом, встал и пошел к двери, где были основные выключатели.
— В нашем деле, — комментировал он свои манипуляции, — освещение играет огромную роль. Что-то можно скрыть, а чему-то придать остроту. А иногда с помощью освещения можно получить очень ценные сведения, вне зависимости от воли собеседника.
Интонации полковника, шастающего за нашими спинами, начали меня напрягать. Появилась в них какая-то холодная уверенность. И уверенность не в выбранном уровне освещения, а в том, что его замысел удался.
— Что вы имеете в виду? — поинтересовался я, повернувшись к нему, и получил рубящий удар ладонью в шею.
Последнее, что я запомнил, прежде чем потерял сознание, возглас Марси: «Ты что, сука, делаешь?!» и руку полковника, схватившую моего друга за шею.
Как потом выяснилось, без сознания мы пробыли около трех часов. Но это было потом. Так нам Зимин сказал. А на момент прихода в сознание я услышал (я всегда после подобных отключек сначала слышу, а потом вижу) недовольное бурчание Зимина:
— Ты, козел старый, что наделал?! Я тебя сейчас самого в транс введу при помощи ведерной клизмы с патефонными иголками. Отдал тебе, мудаку, двух нормальных парней, а что получаю обратно?! Это ж не солдаты и тем более не офицеры. Это дрянь какая-то!
— Петрович, заткнись, Христа ради! Я ж тебе говорю: ничего плохого с ними не произошло. Скоро очнутся.
— Скоро очнутся, скоро очнутся, — передразнил его Зимин. — Ты мне об этом уже двадцать минут поешь. А они как лежали пластом, так и лежат. На кой черт ты их вырубил?! Не мог старыми методами обойтись?!
— Зимин, мать твою, — начал заводиться Череп, — я тебе еще раз, дуболому, повторяю: не смог я с ними по старинке. У Трофимова мало того, что внушаемость никакая (он через минуту сам в себя приходил), так его, засранца, кто-то контрдействиям научил. На уровне обывателя, но научил.