И срочно связался с шефом, который меня успокоил. Он объяснил, что «поехать на картошку» в СССР условно обозначает сельскохозяйственные работы, во время которых колхозники помогают работникам умственного труда собирать урожай.
Поскольку, учась в разведшколе, я ни разу на «картошку» не ездил, я очень боялся, что мое неумение обращаться с ней вызовет подозрение у тех, кто обучался этому много лет в различных высших учебных заведениях. Поэтому я очень старался, работал без перекуров, за что в первый же день был избит коллегами по полю. Их было пятнадцать человек. Я хотел применить против них семь приемов «моаши» и восемь «йока-гири», но не успел… Как только я встал в боевую стойку, тут же сзади ко мне был применен неизвестный прием, который один из нападавших назвал «рессора от трактора «Беларусь». С тех пор я стал прихрамывать на обе ноги, перестал владеть приемами каратэ, начал трясти головой и навсегда позабыл «морзянку».
По окончании сельскохозяйственных работ я снова не смог приступить к выполнению задания, потому что меня тут же послали на строительство институтской подшефной недостройки, где я проработал два с лишним месяца вторым исполняющим обязанности третьего ученика четвертого мастера по укладке кирпичей шестого сорта со Знаком качества.
Невероятным усилием воли я взял себя в руки и даже попытался, не тратя понапрасну время, выяснить секрет новой бетономешалки с программным управлением и сложнейшей коммутационной перфокартой. Я спросил мастера-наладчика о порядке ее работы, на что он мне ответил:
— Слухай сюды! Положь колдобину со стороны загогулины и два раза дергани за пимпочку Опосля чего долбани плюхалкой по кувывалке и, кады чвокнет, отскочь дальшее, прикинься ветошью и не отсвечивай. Потому как она в это время шмяк… ту-дыть, сподыть, ёксель-мок-сель, ёрш твою медь… Ш-ш-ш! И ждешь, пока остынет. Остыло — подымаесся, вздыхаешь… Осторо-о-ожненько вздыхаешь про себя, шобы эта быдла не рванула! И бегишь за угол за поллитрой. Потому как пронесло!
Записанный мною за мастером порядок работы бетономешалки был немедленно передан мною в центр. Восемь недель опытнейшие шифровальщики бились над ним, но так и не смогли разгадать, что означает научный термин «ёрш твою медь!».
Я тоже не успел этого выяснить, потому что прямо со стройки меня послали на курсы английского языка, с которых я был отчислен за неуспеваемость, потому что преподавательница не понимала моего чистого английского произношения. Однажды она меня спросила, где я обучался английскому языку. Я ответил честно: в английской спецшколе. На это она ответила, что, оказывается, всегда не доверяла английским спецшколам и что, согласно последней инструкции ВЦСПС, звук «the» надо произносить совсем не так, как это делаю я.
За остальные три месяца пребывания на работе я пять раз посещал овощную базу и четыре раза — народную дружину. Там сначала мы ловили хулиганов, а после того, как мы их поймали, они нас начали бить.
За время работы я в принудительном порядке стал членом добровольного общества бега босиком по снегу под названием «Стопами Суворова!» и членом общества осеннего сбора желудей в помощь голодающим свиньям. Кроме того, принял участие в 18 самодеятельных концертах в качестве первого крайнего группы скандирования, где и сорвал себе голос на словах: «Спартак — чемпион», «Канадиенс-профи — конюшня!».
От такого количества общественной работы у меня начались невыносимые головные боли. Но больничный лист врач мне не выписал, так как, прослушав мою грудную клетку, живот и голову, установил диагноз: «Плоскостопие!» После чего надел на меня ортопедические сапоги, в которых я не могу ходить даже с костылями.
Я пытался покончить жизнь самоубийством. Лег на рельсы неподалеку от Ярославского вокзала. Но поезд из Владивостока опаздывал на 18 часов. Я так замерз, что вынужден был пойти в гастроном, чтобы согреться на семь рублей, оставшихся у меня от последней зарплаты после уплаты всех членских взносов.
Выпив в гастрономе, я рассудил трезво. Поскольку я потерял все средства к существованию, не выполнил ни одного пункта задания, позабыл все знания, полученные мною в разведшколе, у меня оставался только один выход — сдаться!
Выпив для храбрости еще немного, я подошел на перекрестке к первому попавшемуся милиционеру и сказал ему, что я иностранный резидент. На что он мне ответил:
— Раз ты резидент, то мы тебя сейчас и отправим в резиденцию!
И отправил меня… в вытрезвитель, где я сейчас и нахожусь. И пишу эту объяснительную записку, в которой настоятельно прошу учесть главное: я иностранный резидент, хочу добровольно сдаться, поэтому меня надо срочно переправить в соответствующее заведение…»
2. РЕЗОЛЮЦИЯ ДИРЕКТОРА ВЫТРЕЗВИТЕЛЯ
НА ОБЪЯСНИТЕЛЬНОЙ ЗАПИСКЕ
«Гражданин, называющий себя иностранным резидентом, действительно попал к нам не по адресу. Был переправлен нами тут же в соответствующее заведение, где и пребывает теперь в полном спокойствии в одном номере с Наполеоном, Александром Македонским и астронавтом с Альфа-Центавра, который прилетел к нам на летающей тарелке, чтобы купить пленки с записями песен Бюль-Бюль-оглы».
3. ПРИКАЗ
«Всем гражданам, умело сыгравшим роли — научных сотрудников, колхозников, строителей, а также врача-ортопеда и учителя английского языка, — за создание невыносимых условий работы и жизни опаснейшему разведчику объявить благодарность!!!
Наградить машиниста скорого поезда «Владивосток — Москва» именными песочными часами, а также повысить в звании старшего лейтенанта, так убедительно сыгравшего роль рессоры трактора «Беларусь».
Задание выполнено! Кайф пойман! Если и дальше будем так работать, мы их всех изведем, товарищи!»
Девятый вагон
Я должен был из Риги вечерним скорым поездом номер 15 выехать в Ленинград. Пришел на вокзал. У меня был билет во второй вагон. Подхожу к поезду — а первых трех вагонов в составе нет! Человек девяносто в растерянности ходят по перрону с чемоданами, сумками и билетами, выданными в первые три вагона. Многие уже по нескольку раз прошли вдоль всего состава, пересчитав его вагоны. Но тщетно! Первых трех вагонов нет ни в начале, ни в конце, ни в середине состава. Не могут найти и бригадира поезда Никто из проводников не знает, где он.
Как человек, имеющий отношение к клубу «12 стульев» «Литературной газеты», я пошел к начальнику вокзала и гневно спросил:
— Где бригадир пятнадцатого поезда?
Он мне ответил:
— В первых трех вагонах.
Тогда мне этот ответ даже не показался смешным. Начался нешуточный скандал. Часть пассажиров кое-как расселили по остальным вагонам, другой части поменяли билеты на следующий поезд. С грехом пополам все добрались до Ленинграда.
Когда я вернулся из Ленинграда в Москву, гнев мой не остыл, как часто бывает в таких случаях по прошествии времени, — и я написал фельетон в «Литературную газету». Через месяц из Риги поступил ответ с извинениями и перечнем фамилий людей, получивших выговоры за эту «накладку».
Но самое интересное, что из Киева пришло письмо от одного возмущенного читателя: «Это все ерунда по сравнению с тем, что произошло со мной и моей женой на железной дороге. Прошу срочно выслать корреспондента. Не пожалеете!»
Поскольку ничего конкретного он не написал, корреспондента высылать не стали. Подобных писем в редакцию ежедневно приходит множество. Но когда я по делам поехал в Киев, я все-таки захватил с собой это письмо и как-то вечером зашел к его автору. Чем, думаю, черт не шутит. Все-таки он написал: «Не пожалеете». И я не пожалел!
Если в Риге не было трех вагонов, то к составу в Киеве присоединили два девятых вагона! Пассажиры, у которых были билеты в девятый вагон, естественно, сели в первый из них. Потому что все нормальные люди с детства знают: девятый вагон тот, что сразу после восьмого. И никому в голову не может прийти, что после девятого вагона окажется снова девятый. Одним словом, состав трогается, удивленная проводница второго девятого вагона идет к бригадиру поезда и говорит:
— Мой вагон пустой!
— Какой вагон? — спрашивает бригадир.
— Девятый.
— Странно. Наверное, опять что-то в кассах напутали! — удивляется бригадир и дает на следующую станцию радиограмму: «Продать билеты в девятый вагон».
На следующей станции поезд стоит три минуты. Пассажиры, которым продали билеты в девятый вагон, тоже оказались людьми нормальными и, как только объявили посадку, дружно ринулись в первый девятый (он ближе всего к вокзалу)… Проводница, у которой уже все пассажиры попили чаю и легли спать, в ужасе от такого количества двойников, никого не пускает и говорит:
— Тут какая-то ошибка, товарищи! У меня только два свободных места. Остальные бегите к бригадиру поезда. Он в первом вагоне. Пускай он вас расселяет по другим вагонам. Причем бегите скорее, а то поезд сейчас тронется.
С сумками и чемоданами, возмущенные пассажиры наперегонки бегут к первому вагону, в котором их встречает очень удивленный бригадир.
— Вы откуда, товарищи, в таком количестве?
— Из девятого вагона. Там все — двойники.
Бригадир понимает, что он чего-то не понимает. Но не понимает, чего именно он не понимает. Впрочем, разбираться некогда. К тому же у людей законные билеты.
Поэтому он быстренько расселяет всех в первые вагоны на свободные места, после чего облегченно вздыхает и дает разрешение поезду трогаться.
В это время проводница второго девятого вагона, который по-прежнему пустой, идет к бригадиру и говорит:
— Мой вагон пустой.
— Как?! — спрашивает бригадир, думая, что он сходит с ума.
Вместе с проводницей он идет вдоль состава и обнаруживает, что у него два девятых вагона! Тогда бригадир понимает, что произошло. Он опять с облегчением вздыхает, возвращается в свое купе и дает на следующую станцию радиограмму: «Отцепить девятый вагон».
Дело было ночью! Те, кто отцеплял, тоже оказались людьми нормальными, умеющими считать до девяти. Поэтому, повозив состав по частям туда-сюда, они отцепили первый девятый вагон и отвезли его на запасной путь. О чем немедленно сообщили бригадиру. Бригадир в третий раз вздохнул с облегчением, дал команду отправлять поезд и стал готовиться ко сну.