Даже западные компьютеры растерялись. Во-первых, откуда у русских солярка взялась до Косова добраться? Во-вторых, как русские за полночи перекрасили все танки в правильные натовские цвета, так что само НАТО этого не заметило! Опять-таки не знают, неучи, какой у русских опыт по перекрашиванию ворованных средств передвижения.
Шум в мире поднялся: «Это безобразие!» И все на российского министра иностранных дел глядят. А тот сам удивляется: «Наши войска в Косове? А вы уверены? Не может быть такого! Наверное, ошибочка произошла. В другое место, видать, ехали — промахнулись. Скорее всего, на охоту и на перекур остановились. Не волнуйтесь. Найдем виновного — накажем». А как виновного найдешь, ежели виновный до сих пор к телефону не подходит?
И опять все тогда гадали: кто этот наш коллективный Суворов, который ночью, говорят, разбудил друга Бориса и, пока его семья спала, доказал, что надо немедленно на помощь сербам войска вводить? Военные утверждают: если бы и впредь наш президент по ночам решения принимал, пока его окружение спит, они бы честь нашу в мире быстро восстановили.
И действительно, сразу все в мире так уважительно с Россией разговаривать начали, мол: «Не ушли бы вы, пожалуйста!» А наши военные только головой качают: «Мы бы ушли, но солярки на обратную дорогу нет… Хотите, дайте». А у натовцев все рассчитано. Они тоже руками разводят — мол, у нас тоже нету. Наши им предлагают: «А вы у нас купите. Нам челноки навозят, мы вам продадим, вы нам отдайте!»
Друг Билл друга Бориса даже на саммит пригласил. Это по-западному «саммит». По-русски — «сходняк». Друг Борис прилетел. Все в мире этот сходняк авторитетов смотрели. И друг Борис не подкачал: такими новыми выражениями лица порадовал! Один глаз, навыкате, бычьим взглядом глядит, второй за первым в узенькую щелочку подглядывает. Но больше всего друг Борис напугал друга Билла, заявив: «Не дадите нам свой участок в Косове — не возьмем у вас кредит». Американцы очень этого испугались и на все пошли. И хвалили друга Бориса, и желали ему здоровья, долгих лет жизни до самых выборов. И друг Борис не остался в долгу. Подарил другу Биллу секретнейшие документы из архивов КГБ, благодаря которым совершенно очевидно стало, что Кеннеди был убит. Друг Билл даже прослезился.
На этом все и успокоилось. Несмотря на множество покалеченных в мире жизней и судеб, сильные мира сего повеселели и стали готовиться к новому шоу — российско-мусульманскому. О Косове среднестатический мировой обыватель стал быстро забывать, потому что Косово больше не показывали по Си-эн-эн. Российский же обыватель стал готовиться к выборам. Во-первых, поскольку он всегда готовится к выборам. А во-вторых, сам кое-кто всеми своими последними действиями доказал, что еще не один указ подпишет, не приходя в сознание. Но, главное, уж он-то до выборов доживет! А значит, надо и нам как-то до них дожить.
Мамы и воины
Когда я приезжаю в Ригу, мы с мамой часто смотрим вместе телевизор. Маме уже за девяносто. Она никогда не была ни в одной партии, не состояла в профсоюзе, комсомоле, не пела хором патриотических песен. Ни с кем не шагала в ногу, не меняла взглядов в зависимости от смены портретов на стенах, не сжигала партбилетов и наглядно не раскаивалась в преданности предыдущим портретам. Поэтому, несмотря на возраст, до сих пор рассуждает трезвее многих наших политиков. Посмотрев однажды репортаж из Севастополя, она сказала: «Теперь турки могут потребовать у Украины Крым. Ведь по договору с Россией они не имели на него права, пока он был российским». Но больше всего из новостей ее волнует Чечня. Мой дедушка, ее отец, царский офицер, служил в начале века на Кавказе. Мама родилась в Майкопе, потом жила в Краснодаре.
— Не будет в Чечне ничего хорошего, — настойчиво повторяет она, слушая даже самые оптимистические прогнозы и заверения доверенных правительству лиц. — Они не знают кавказцев, не знают истории.
Мама наивно полагает, что политики и генералы, так же как она, беспокоятся о Родине, но все время ошибаются, потому что получили неаристократическое образование.
Иногда, очень мягко, я пытаюсь доказать маме, в чем ее главная ошибка. Она оценивает наших руководителей, помещая их в свою систему координат. Они же существуют в совершенно другом измерении.
Как это ни глупо, я начинаю рассказывать ей об олигархах, о ценах на нефть, о войне как сверхприбыльном бизнесе. Что еще глупее, от таких разговоров я часто за-вожусь, забывая о своей маске циника, и фантазирую пылко на разные исторические темы.
Как правило, от моих фантазий мама, сидя в кресле, начинает дремать, при этом продолжает кивать головой, словно в знак согласия со мной. На самом деле это ее не испорченный излишней политизированностью мозг находчиво отгораживается дремой от того мусора, которым переполнены сегодня головы среднестатистических россиян. И моя в том числе.
Ну и хорошо, хоть не видит, что в «Новостях» в очередной раз показывают обугленных людей, отрезанные головы, матерящихся солдат, воющих женщин. Правда, к подобным кадрам у нас привыкли даже дети. Называют их ласково: расчлененкой, страшилками, кровавой накачкой.
За последние годы даже я не раз закрывал глаза, смотря «Новости», как в детстве на страшных фильмах, которые по сравнению с сегодняшним телевидением — сказка о Красной Шапочке. Впрочем, я уверен, что если бы нашему телевидению пришлось сегодня снимать «Красную Шапочку» и фаршировать ее рекламой, то это была бы история о потомственной путане, которая по совету своей матери, тоже знатной шлюхи в третьем поколении, отравила волка-сутенера пирожками из расчлененной бабушки.
Фантазировать на эти темы сатирику можно бесконечно. Но какими бы больными ни казались подобные фантазии, смотреть на реальную жизнь все равно больнее. Мама иногда сквозь дрему приоткрывает глаза и, словно испугавшись увиденного на экране, тут же их снова закрывает. Во время одного из своих выступлений я сказал: «Такое ощущение, что наше телевидение называется «Останкино», потому что все время показывает нам чьи-то останки». И на фоне этих останков вот уже какой год помощник президента успокаивает российское население тем, что прорвавшийся к казарме грузовик со взрывчаткой, расстрелянный пост милиции, попавшая в засаду колонна десантников — это все последняя агония противника. У помощника президента глаза никогда не смотрят в камеру. Они всегда лгут профессионально — в сторону. Этим умением он овладел в совершенстве, еще рассказывая нам несколько лет подряд о насморке предыдущего президента и о том, что у того опухшее лицо в течение месяца потому, что он по ночам беспробудно работал с бумагами, а по утрам снимал накопившийся синдром подписыванием свежих указов. Видимо, за это бывший пресс-атташе был повышен. Теперь ему дозволено говорить о наших потерях на Кавказе. Ему всегда доверяют самое сокровенное — нездоровье президента и жертвы в Чечне! Его хозяева всегда в нем уверены. Такой не подведет, только глаза в сторону отведет, но, как всегда, останется настойчиво преданным.
Невероятно, но в слове «преданный» сразу два смысла, причем взаимоисключающие друг друга: преданный кому-то и преданный кем-то. Вроде как для нас разница всегда была столь несущественна, что не надо было придумывать лишнее слово. Например, народ, преданный правительством, или народ, преданный правительству. Думаю, чтобы никогда не ошибаться, надо всегда говорить: мы, русские, народ преданный.
Интересно, наши оповестители событий заметили, что за последние полгода три раза рапортовали нам о победном завершении военных действий в Чечне и семьдесят раз о последней агонии противника?! Так при советской власти ЦК КПСС неоднократно объявлял нам о наступлении победного завершающего этапа построения социализма. Потом, оказывалось, что это был лишь первый завершающий этап, а впереди еще два завершающих. Впоследствии и первый завершающий делился на три: начальный завершающий, конечный и бесконечный.
КОГДА Я СЛУШАЮ НАШИХ КОММЕНТАТОРОВ С МЕСТА СОБЫТИЙ ИЗ ЧЕЧНИ, МНЕ ХОЧЕТСЯ ИХ ПОСАДИТЬ НА ДЕТЕКТОР ЛЖИ, СОВМЕЩЕННЫЙ С ЭЛЕКТРИЧЕСКИМ СТУЛОМ.
*
Мой друг, актер, кинорежиссер, в прошлом также рижанин Борис Галкин сейчас снимает документальный фильм о Чечне. Он рассказывал мне о том, что в Чечне не осталось ни одной неизнасилованной русской женщины в возрасте от пятнадцати до шестидесяти лет.
«Неужели нет выхода?!» — после каждой очередной вспышки агонии противника восклицает уставшее от стрессов российское население. Тут надо уточнить. Население в России делится на две части. Одна — всегда надеется на царя-батюшку (генсека, президента, губернатора), вторая — на пахана-авторитета (генсека, президента, губернатора). Поэтому наше население, по сути, едино, оно всегда надеется на кого-то. И критикует всех и вся, никогда ничего не предлагая, кроме, в крайнем случае, смены царя-пахана. Так и хочется спросить: когда же мы наконец перестанем чувствовать себя просто населением, почувствуем себя людьми мыслящими, а не просто людьми прямоходящими? Еще точнее: когда каждый станет человеком, который не только догадался поднять с земли палку и махать ею в разные стороны, но и задумался, по какому адресу ее точнее применить?
Еще в начале первой чеченской кампании мама, чтобы я понял ее слова «в Чечне не будет ничего хорошего», посоветовала мне почитать российский энциклопедический словарь прошлого века Брокгауза и Ефрона, перечитать повесть Льва Толстого «Хаджи-Мурат», освежить в памяти хрестоматийные стихи Лермонтова и внимательно изучить карту Чечено-Ингушской Советской Автономной Республики.
Спустя полгода после того, как я закончил читать «Хаджи-Мурата», мне случайно встретился в одном из тусовочных московских кафе известный журналист Александр Минкин. Разговорились о наболевшем: президенте, правительстве, губернаторах, паханах и, естественно, о Чечне. Саша прочитал мне, как он сказал, отрывок из одного журналистского очерка. Пожаловался, что некоторые редакторы отказываются очерк печатать. В отрывке я тут же узнал фрагмент повести Льва Толстого «Хаджи-Мурат», в котором Толстой сто с лишним лет назад описал карательный набег русских на чеченский аул во время Первой Кавказской войны.
«Вернувшись в свой аул, Садо нашел свою саклю разрушенной. Крыша была провалена, и дверь, и столбы галерейки сожжены, и внутренность огажена. Сын же его, тот красивый мальчик с блестящими глазами, был привезен мертвым к мечети на покрытой буркой лошади. Он был проткнут штыком в спину. Благообразная женщина в разорванной на груди рубахе, открывавшей ее старые обвисшие груди, с распущенными волосами, стояла перед сыном и царапала себе в кровь лицо и, не переставая, выла. Садо с киркой, лопатой ушел с родными копать могилу сыну. Старик дед сидел у стены разваленной сакли и тупо смотрел перед собой. Он только что вернулся со своего пчельника. Бывшие там два стожка сена были сожжены. Были поломаны и обожжены посаженные стариком и выхоженные абрикосовые, вишневые деревья. И главное, сожжены все улья с пчелами. Фонтан был загажен, очевидно, нарочно, так что воды нельзя было брать из него. Также была загажена и мечеть. И мула с муталимами очищал ее. Старики хозяева собрались на площади и, сидя на кирпичах, обсуждали свое положение. О ненависти к русским никто не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а неприятие этих русских собак людьми. И такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их было как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, таким же естественным чувством, как чувство самосохранения…
Старики помолились о помощи и единогласно решили послать к Шамилю послов, прося его о помощи…»
Когда я сказал Минкину, откуда этот отрывок, он не столько удивился, сколько обрадовался:
— Наконец-то! Хоть ты узнал Толстого! Кому из сегодняшних политиков и военных я ни показывал эти строчки, все говорили одно: лучше сейчас об этом не писать. Журналист явно преувеличивает, наверняка куплен Западом. Представляешь, ни один из них не читал Толстого!
Я был горд! Как все-таки полезно бывает, несмотря на возраст, порой найти в себе силы, чтобы послушаться родительского совета.
— Мало того, — добавил я. — Они и Пушкина не читали, и Лермонтова… Да что там… По-моему, даже в энциклопедию не заглядывали. Иначе хоть один из них задал бы себе вопрос: сколько раз можно наступать на одни и те же грабли?
Еще великий ученый Павлов, который исследовал человеческий мозг, любил говорить, что у большинства наших людей отсутствуют способности к установлению причинно-следственных связей. Но это мудрено. Это поймут лишь те, у кого эти причинно-следственные связи не нарушены. А для тех, у кого они нарушены, могу перевести на более современный язык. Павлов утверждал, что большинство наших людей может бесконечно наступать на одни и те же грабли.
*
Один военный чиновник однажды мне сказал: «Чечня — это наш геморрой!» Правда, при этом почему-то провел себе рукой под подбородком, по шее. Очень правильно подмечено. И находится Чечня на карте примерно в том же месте. И вроде по размеру воспаление небольшое, но о каком общем выздоровлении может идти речь, когда с такой запущенной стадией ни сесть, ни встать, ни помечтать о светлом будущем. Поскольку, несмотря на все достижения фармакологии, наша медицина перед геморроем бессильна, я поинтересовался у одного заезжего восточного Махатмы, с чего же надо, по его мнению, начинать лечить эту болезнь, чтобы избавиться от нее навсегда? Он мне ответил: «С головы». Причина геморроя всегда в голове. Поэтому, прежде чем начать лечение, надо спросить у головы: она согласна на это лечение или нет?
Интересно, какого бы ответа дождался восточный Махатма от нашей головы? Не могу отвлечься от профессии сатирика и не представить себе отвечающую мудрецу от лица России голову помощника президента и не понимающую ее мудреные ответы голову мудреца. Конечно, я не восточный мудрец, но каждый день, когда смотрю «Новости» и от двух минут репортажа из Чечни у меня, как и у многих других телезрителей, портится настроение на весь вечер, я хочу нашей голове от имени всего нашего дряхлеющего туловища задать все тот же вопрос: вы правда хотите покончить с чеченской войной? Если да, то почему вы не организуете у себя в Кремле коллективное прочтение «Хаджи-Мурата», не присмотритесь к карте Чечни с умом, а не по-военному, и не изучите историю этой болезни?
Страна — это организм, война — ее болезнь. Древняя медицина, вобравшая в себя опыт человечества за тысячелетия. справедливо настаивает на том, что у каждой болезни есть первопричина. Скажем, головная боль не болезнь, а симптом, который сигналит нам о том, что нарушился обмен веществ. Она же подает знак, мол, я предупреждаю, перестань объедаться, пить, курить, завидовать, зловредничать, обижаться, издеваться надо мной таблетками. Иначе скоро заболит что-нибудь другое, более важное. Недаром в древности многие болезни считались друзьями человека. Если их понимать, расшифровывать и слушаться, можно дожить до двухсот лет, от акушера до священника, минуя хирурга.
Есть древняя притча. Господь Бог помиловал душу разбойника, а наказал душу врача. «Прощаю тебя, — сказал он разбойнику, — потому что ты отнимал деньги у тех, кто обирал народ. А тебя, врач, не могу простить. Я посылал людям болезни, чтобы они задумывались над тем, как они живут, а ты их вылечивал, и они продолжали жить по-прежнему».
БОЛЕЗНЬ — ЭТО ВЗГЛЯД ГОСПОДА НА ТОГО. КОМУ МНОГО ДАНО. НО ОН. К СОЖАЛЕНИЮ. ЭТОГО НЕ ПОНИМАЕТ.
Я часто обращаюсь за советами к древней медицине, потому что в древности не было денег. И целью целительства было исцеление. Недаром у всех этих слов общий корень — цель!
Если б гималайский мудрец пощупал сегодня пульс России, посмотрел ей в глаза, поговорил с ней по душам, то первопричиной всех ее болезней он бы наверняка назвал истощение нервное, физическое, полное нарушение обмена веществ. Поэтому и не осталось мышц, лишь небольшой жировой слой, который в виде новых русских так анекдотично смотрится на дистрофичном теле российской экономики. Этакий скелет в целлюлите. Все, что осталось за десять лет от былого культуриста после того, как в погоне за демократией, в силу своей недообразованности, он угодил в компанию алкоголиков, воров и наркоманов. О чем постоянно и сигналит наш геморрой-Чечня.
Сегодняшнее общество, как наше, так и западное, к сожалению, лечит симптомы болезни, а не ее причины. Действительно, зачем копошиться лишний раз в организме и искать какие-то скрытые проблемы в душе или сознании, если болит всего лишь такой пустяк, как голова. Да забросил в нее пару таблеток, она и присмирела. Правда, от этих таблеток еще больше нарушился обмен веществ, сник иммунитет. И то и другое взбодрили уже горстью таблеток. От такой химической атаки растерялись почки. Их отрезвили парой уколов. От уколов опухла часть мозга. Ее вырезал знатный хирург, после чего организм стал не здоровее, а счастливее, поскольку наконец-то ему нечем стало сигналить о накопившихся в душе проблемах. И уже можно объедаться, курить и зловредничать, завидовать, обижаться на всех и вся, не комплексуя.
Чем чаще хирург вмешивается в наш организм, тем ближе мы становимся к одноклеточным. Если же учесть, что за каждую таблетку, укол, не говоря уже об операции, надо заплатить, то станет понятно, почему выгодна именно такая медицина!
Таким же выгодным для наших горе-лекарей стало и постоянное «лечение» Чечни!
*
Многие сегодня, понимая выгодность этой войны для наших лекарей, считают, что те сами ее придумали, сорганизовали, срежиссировали от взрывов домов в Москве и других городах до выборов нового президента. Превратили войну в послушную, дрессированную, которая, когда надо, дает прибыль, а когда надо — повышает правильный рейтинг.
При всем своем цинизме профессионального сатирика я в это не верю. Не потому, что считаю нашу власть порядочной, а потому, что считаю ее не столь одаренной, чтобы она смогла такое срежиссировать. Кто всегда старается пролезть во власть? Те, у кого не хватает способностей стать настолько профессионалом в своей области, чтобы получать удовольствие от профессии. Во власть идут, чтобы не работать. Глупо спросить у депутата: «Кем ты работаешь?» Еще нелепей получить ответ: «Я работаю депутатом». Или: «Я работаю губернатором». Любой из нас от такого ответа улыбнется, но совершенно серьезно отнесется, если ему ответят: «Я не работаю — я депутат». Или: «Я не работаю — я губернатор». Не пойдет в министерство работать врач, который каждый день видит улыбающихся, выздоравливающих пациентов. Писатель, если его выберут мэром, на третий день сбежит из нового, навороченного кабинета в мэрии к своему ненаворо-ченному писательскому столу. Художник не променяет на Думу светлый чердак, где он за красками забывает о времени.
Чиновники — это те, кто не может ничего сконструировать, не может лечить, не может водить самолеты.
ЧИНОВНИКИ — ЭТО НЕ АКТЕРЫ, НЕ ПИСАТЕЛИ, НЕ ХУДОЖНИКИ, НЕ ЛЕТЧИКИ, НЕ ВРАЧИ…
Если они лишаются своей чиновничьей работы, они — никто. В этом их беда. Такая же, как потеря туловища для паразитов: глистов, вшей, блох. Единственный выход из положения — успеть перескочить с гибнущего организма на другой, более живучий. Я всегда говорю маме: не взывай к чиновничьей жалости. В первую очередь у паразитов атрофируются органы сочувствия, а потом и остальные. У глистов нет даже органов зрения и слуха, остались только части тела для получения удовольствия от еды и размножения. К сожалению, то же от долгих лет государственной службы происходит и с чиновниками. Хотя попадают порой в государственные организации вполне достойные люди, но потом очень быстро все их достоинство растворяется, как будто в Кремле издревле засела какая-то зараза, какой-то микроб. Или Кремль и Дом правительства построены на очень геопатогенных зонах. Так что не чиновники сорганизовали и срежиссировали эту войну. Они ею воспользовались как истинные паразиты.
Когда мама слышит от меня подобные высказывания, она очень беспокоится и говорит: «Только не вздумай об этом говорить по телефону даже с друзьями». Это означает, что она думает так же, как я, но ее поколение приучили не высказывать согласие впрямую.