— Эта стрёмная парочка? Походу чувак собирается отвезти барби в путешествие по Южной Америке. Больше я ничего не поняла.
Я так сильно сжала стакан, в который потоком лилось пиво, что он едва не треснул прямо у меня в руке.
— Постоишь за стойкой? Я сама хочу отнести этот заказ.
— Том этого не одобрит…
— Том не заметит — я быстро. Давай же, — уже выходя из-за стойки, потребовала я, после чего взяла в руки бокал с сухим мартини и пинту пива, и направилась к своей мишени.
— Ваш заказ, — нервно улыбнулась я, остановившись напротив рокового столика.
— Спасибо, — не отрывая глаз от крашеной блондинки с черными корнями, отозвался Эмметт, потянувшись за бокалом.
— Нет, что Вы, не стоит утруждаться, — отозвалась я, отстранив бокал от его руки, после чего Эммет, наконец, поднял на меня свои глаза, выражавшие внезапный испуг. — Ваш заказ не предусматривает бокалов.
После этих слов я резко подняла пинту над ошарашенным Эмметтом и перевернула её, ожидая, пока пиво до последней капли стечет на его голову.
— Дорогой! — спустя несколько секунд запищала блондинка, хотевшая было подскочить, как вдруг я резко плеснула в её размалеванное лицо сухим мартини с тремя оливками.
— А это Ваш заказ. И никакой он не дорогой. Он настолько дешевый, что даже ржавый.
Блондинка громко завизжала, снимая с правого глаза накладную ресницу, после чего убежала в сторону туалета, и я, наконец, заметила, что весь зал неожиданно затих. По-видимому, я привлекла к себе слишком много внимания.
— Сначала торт, теперь пиво, ты вообще границ не знаешь?! — попытался возмутиться Эмметт.
— Южная Америка значит, двуличная мразь. Ты ведь мне заливал, что хочешь отвезти туда Эми. Какой же ты урод! — выпалила я, после чего схватила Эммета за его дешевый галстук и буквально поволокла его тело к выходу. Еще год назад я бы ни за что так не поступила, но нынешняя я не знала границ в выражении своих эмоций. А поскольку эмоции у меня уже год как были в основном негативные, в последнее время они выплескивались из меня вот таким вот жестким образом.
— Втащи козлу! — послышался голос подвыпившей дамы, которая прежде рассказывала мне о своем никчемном бойфренде, после чего у меня за спиной начали раздаваться пронзительные свистки. Эмметт же настолько был ошарашен, что даже не пытался сопротивляться.
Выйдя из бара, я, наконец, отпустила поводок с кабелем, после чего уверенно направилась к парковке по неосвещенной улице.
— Бешенная! — идя за мной, кричал запыхавшийся Эмметт. — Ты и вся твоя семья! Вы все ненормальные!
Я резко развернулась, мгновенно подарив недоумку свой коронный хук справа, со всей силы врезавшись своим кулаком в его челюсть, и совершенно не обращая внимания на человека, вышедшего из бара вслед за нами. Эмметт согнулся от силы моего удара, и я начала шарить по карманам его брюк, вытаскивая из них всё, что мне только попадалось, пока этот слабак стонал от боли.
— Дура! Что ты делаешь?
— С тем, что я дура, я согласна. Как я могла поверить тебе? Ты ведь лапшу по-флотски навешал мне на уши, подонок! Я забираю у тебя деньги, которые ты одолжил у меня на подарок для Эми… Тратишься на дешевую шлюху, да? — вытянув ключи и пятьдесят фунтов из его правого кармана, презрительно выпалила я.
— Не смей так говорить о Таре!
— Значит вы давно уже вместе, да? Да? Отвечай!
— Еще до рождения Джессики!
От услышанного мне внезапно захотелось плакать, но я не могла позволить себе слез перед этим ничтожеством.
— Ты развлекаешься с дешевой телкой в то время как твоя жена, моя сестра сидит с твоим ребенком, — всё-таки сорвалась на всхлип я. — Подонок!
— Я хотел сына!
— Плевать мне на твои желания, похотливый кабель…
— Вам всем плевать на мои желания! Почему я должен страдать от того, что твоя сестра не способна самостоятельно зачать, после чего единственную подвернувшуюся попытку она тратит на то, чтобы родить сопливую принцессу, которая, когда вырастет, станет такой же как ты и твоя сестра — ненормальной!
— Ты ненормальный! — стряхивая слезы с глаз, прокричала я, совершенно не обращая внимания на мужской силуэт в нескольких метрах за спиной Эммета, который медленно приближался к нам со стороны бара, явно слыша все подробности нашей разборки. — Как ты можешь говорить подобное о собственной дочке?! Как вообще можно так жить?!
— Не тебе учить меня жить! Для начала разобралась бы со своей жизнью! Ты год потратила на оплакивание какого-то мальчишки, в то время как подобной скорбью не наделила ни своего брата, ни даже бабушку! А ведь они тебе родные, кровь от крови твоей, а ты хнычешь по Мартину, который, по сути, был всего лишь твоей работой! Тебе за него круто платили, вот слезы и льешь. Забросила университет, подорвала здоровье, работаешь в вонючем баре. Думаешь, ты загибаешься от боли? Ты загибаешься от того, что не способна решить проблемы собственной жизни — только и делаешь, что сбегаешь от них по всей Европе, но они всё равно тебя нагоняют! И никуда ты от них не денешься! На своей учебе и карьере ты уже поставила крест, будешь торчать в этом убогом городке, обслуживать пьяных мужиков в баре и хныкать о чужом мальчишке, воображая, словно он и вправду был тебе дорог, и ты была с ним не из-за денег.
От услышанного у меня потемнело в глазах и мне вдруг показалось, будто вся боль, на которую я только была способна, вылилась из моей души наружу, отчего сейчас я начала в ней захлебываться. Задыхаясь от разорвавшейся внутри меня болевой гранаты, я пнула Эмметта в грудь трясущимися руками, после чего он тоже замахнулся на меня, но я увернулась. В этот момент я влепила ему мощную пощечину и на сей раз точно бы попала под его широкую руку, которая летела в направлении моей правой скулы, но какой-то мужчина, вышедший вслед за нами из бара и всё это время медленно приближающийся к нам, внезапно остановил бросок Эммета. Неизвестный был намного выше Эмметта, поэтому без труда всего лишь одной рукой сковал его взмах. Этот человек наверняка слышал каждое наше слово, разносившееся по ночной тишине пустого квартала, но из-за кромешной тьмы, усугубленной потемнением в моих глазах и сосредоточенности на обидчике моей сестры, я не смогла сразу рассмотреть его лица. Эмметт же округлившимися глазами посмотрел на незнакомца, в то время как мне было совершенно наплевать на личность помощника. Воспользовавшись случаем, я врезала очередную пощечину застывшему передо мной подонку, заставив его перевести свой ошарашенный взгляд обратно на меня. После я влепила ему еще одну пощечину и еще одну, и еще одну… Я била его до тех пор, пока не услышала собственные всхлипы.
— Ты… Ты ничего не знаешь… Ты… Ничего не знаешь, — уже колотя Эммета в грудь, кричала я сквозь слёзы, пока кто-то держал его для меня. Отстранившись, я резко отвернулась, буквально задыхаясь в своих слезах. Кажется, у меня было что-то наподобие приступа паники или даже истерики.
— Отпускать этого придурка? — послышался мужской голос, но в ответ ему я смогла лишь положительно закивать головой, прикусив посолоновевшую от слёз нижнюю губу, после чего боковым зрением заметила, как мужчина скрутил Эмметту руки и оттолкнул его в противоположную от меня сторону.
Я обхватила себя руками, корчась от поглотившей меня боли. Мне казалось, что я задыхаюсь. Казалось, будто сейчас меня разорвет изнутри. Словно еще мгновение — и я сойду с ума. Моя душа внезапно перенеслась в тот день, когда Мартина не стало, и мне безумно захотелось кричать, но боль душила моё горло, заставляя захлебываться судорожным дыханием. Почему он умер?! Почему этот маленький мальчик умер, оборвав в моем сознании ключевое понятие счастья?! Кажется, мне впервые в жизни нужна была помощь психиатра.
— Глория, прости, — послышался за моей спиной приглушенный голос Эмметта.
— Уйди, — громко прошипела я, конвульсивно всхлипнув и еще сильнее обхватив себя руками.
— Тебе что-нибудь нужно? — спустя несколько секунд раздался голос мужчины, но я почему-то совершенно не обратила внимания на то, что он свободно обратился ко мне на «ты».
— Пистолет, — видя боковым зрением, что Эмметт всё еще стоит за спиной незнакомца, задыхаясь ответила я.
— Пристрелить?
— Застрелиться, — лихорадочно вздохнула я, наконец выпустив своё тело из собственных объятий. Я начала вытирать слезы, окончательно повернувшись спиной к этим двоим, после чего уперлась руками в бока и начала восстанавливать прерывистое дыхание. На это ушло не менее пяти минут, и за моей спиной была настолько глухая тишина, что я решила, будто все уже разошлись. Мне казалось, будто моя жизнь кончена, будто всё, что сказал Эмметт — чистая правда, будто меня больше нет и быть не может… Когда же мои судорожные всхлипы прошли, и дыхание пришло в норму, за моей спиной снова раздался голос моего помощника:
— Глория.
От неожиданности я вздрогнула. Слишком знакомый, нереальный голос из прошлого. Голос, которого не было в моей нынешней жизни. Я медленно обернулась и попыталась всмотреться в лицо, но было слишком темно и с разделяющего нас расстояния невозможно было рассмотреть говорящего. Не убирая рук с талии, я сделала пару шагов навстречу мужчине и вдруг остановилась, поняв, что передо мной стоит Олдридж. Настоящий, высокий, с широкими плечами и недельной щетиной, которая до неузнаваемости меняла его лицо. Это он. Он удерживал для меня Эмметта, который сейчас стоял в трех шагах за его спиной.
— Роланд? — не поверила своим глазам я.
— С тобой всё впорядке?
— Да… Да, со мной всё в порядке, а ты как живешь? — машинально соврала я и сразу же поняла, что промахнулась — он точно не спрашивал меня о моей жизни в целом, как только что в ответ спросила его я. Он спрашивал о моём текущем состоянии.
— Так же, как и ты.
«Значит хреново» — мгновенно пронеслось у меня в голове.
— Глория, отдай ключи от моей машины, — приглушенно отозвался из-за спины Олдриджа Эмметт.
— Эта машина не твоя, — тяжело выдохнув, ответила я, как вдруг в десяти шагах от нас, мигая, начал включаться уличный фонарь, внезапно осветивший лица всех присутствующих на парковке. — Вот, держи, — протянув ключи от машины Олдриджу, почти собранным голосом произнесла я. — Твой подарок больше без надобности.