— Да.
— Она отень-отень класивая… Я её сломаю.
— Ты будешь играть с ней аккуратно.
— Да. Но она всё лавно мозет сломаться.
— Тогда мы починим её, — хмыкнул Роланд, переведя внимание девочки на себя.
— Ты сто, мой папа, да?
— Почему? — заметно напрягся Роланд.
— Только папы далят иглуски.
— Почему только папы?
— Так говолила моя бабуска. Она говолила, сто иглуски мне будет далить только папа, если найдется хотя бы хто-нибудь, хто захотет быть моим папой.
— Я твой, — положив руку на плечо девочки и тяжело вздохнув, начал Роланд, но осекся. — Братик.
— У меня узе есть блатик. Его зовут Элик. Лутсе буть моим папой.
— Софи, ты не хочешь поиграть с новой куклой? — решила разрядить обстановку я.
— Угу, — хлюпнула носом девочка. — Я подлузу своего медвезонка с ней.
Девочка пошла за медвежонком, а я отправилась за Роландом, уже вышедшим из комнаты.
— Подожди. Почему ты не сказал, что ты её отец?
— Потому что я в этом не уверен.
— Да, ты прав, — резко остыла я. — Будет несправедливо сначала объявить себя её отцом, а потом отдать её в интернат… Судя по её рассказам, бабушка у нее была еще той «миссис Забота».
— Я навел справки. Её бабушка была настоящей фурией и, судя по всему, накануне своей смерти попала в поле зрение правоохранительных органов на фоне избиения своей внучки, у которой были гематомы по всему телу. И это с учетом того, что эта женщина перед выходом на пенсию успела выстроить успешную карьеру политолога.
— Какой ужас, — тяжело выдохнула я. — Вот почему Софи ведет себя так тихо. Когда будут результаты ДНК-теста?
— Только в конце следующей недели.
— Прости, я заснула у тебя на кровати, — сконфуженно произнесла я.
— Да хоть в моей пижаме, — с сарказмом ухмыльнулся в ответ он, но его улыбка вдруг оборвалась. — Кстати, насчет этого… Так не может больше продолжаться. Софи придется жить в особняке полторы недели минимум и, будем честны, моя спальня не предназначена для ребенка. Тем более для девочки…
— Эй, что за деление по гендерному плану? — попыталась улыбнуться я, стараясь примять слишком серьезный тон собеседника.
— Комнаты для гостей тоже не подходят — они до сих пор находятся в заброшенном состоянии и даже если их разгрести, всё равно они не будут годны для маленькой девочки, — хмуро продолжал он, отчего мне почему-то становилось не по себе. — В общем, я хочу прибраться в домике Мартина, — наконец поднял на меня испытующий взгляд Роланд.
— Оу… Гхм… Что ж… Это… Это неплохая идея.
— Завтра здесь будет штат служащих, которые займутся этим делом. Не хочу укладывать его вещи по коробкам…
— М-м-мда… Правильно.
— Ты ведь сможешь работать… Там.
— Если ты… Сможешь там быть, тогда почему я не смогу? Тем более всего полторы недели, так?..
— Так, — уверенно кивнул головой Роланд. — Ладно, я ушел в кабинет — постарайтесь меня не беспокоить, окей? Вот, держи, — произнес он, словно сбросив со своих плеч тяжелый груз, после чего протянул мне бумажный пакет, из которого недавно вытащил куклу. — Здесь фломастеры и раскраски для детей дошкольного возраста, отдай ей их сама, хорошо? Не хочу больше и секунды наблюдать женского рёва.
— Не терпишь женских слез?
— Терплю, но только по предварительной записи.
Глава 43. Расфасовка боли по коробкам
На следующий день я увидела скопление народа на заднем дворе особняка и припаркованные фургоны у домика Мартина. При виде картонных коробок по моей коже пробежали мурашки, и я нервно сглотнула, зажмурив глаза и быстро пробежав в поместье, чтобы не думать о происходящем. «Мы все должны двигаться дальше», — пролетала бегущая строка у меня в голове. — «Прошло больше года. Год и… Нет, лучше не называть точное количество дней. Нужно наконец перестать их считать».
— Глория? — появился передо мной Роланд, когда я снимала с себя обувь. — С тобой всё в порядке?
— На себя посмотри, — буркнула в ответ я. Он был бледен, как простыня.
— Думаю, вам с Софи стоит сегодня провести время на улице. Я переберу бумаги у себя в кабинете…
— Нет-нет-нет, — запротестовала я. — Сам сказал, сам и делай.
— Что я сказал?
— Вместе, так вместе.
Мы напряженно переглянулись, и Роланд уперся руками в бока, как обычно делала я во время переполняющих меня эмоций. Он действительно выглядел подавленным.
— Ладно, проведем сегодня день на заднем палисаднике, — сдался он.
— Хорошая идея, — сразу же одобрила я, подумав о том, что оттуда не виден домик Мартина, однако тут же сжалась, случайно вспомнив, как в самом начале моего знакомства с Мартином я разбила свой телефон именно на заднем палисаднике, растянувшись на камне, предназначенном для новой клумбы. Однако я взяла себя в руки, после чего на одном выдохе отправилась в сторону заднего двора — в конце концов, в этом доме каждая комната, вещь и растение напоминали мне о недавнем присутствии здесь Мартина, так что мне просто необходимо было научиться справляться с этим. Как же Роланд умудрялся здесь жить, я вообще не представляла. Я бы на его месте точно свихнулась бы от горя.
Обедали и ужинали мы на крытой террасе, остальное время я с Софи играли у очищенного пруда с черепахами, пока Роланд зависал в своем ноутбуке по рабочим делам. Дважды за день он отлучался, чтобы проверить, как идут дела в домике Мартина, и оба раза возвращался с невозмутимым выражением лица, после чего монотонным голосом сообщал мне о том, что уже к вечеру всё будет закончено.
В восемь часов Джонатан сообщил нам, что ремонтные работы закончены и попросил мистера Олдриджа произвести расчет с рабочими. Роланд предложил мне пойти с ним, но я предпочла остаться на террасе, чтобы наблюдать за тем, как Софи аккуратно раскрашивает розовым фломастером лепестки огромной ромашки. Однако спустя пять минут после того, как Роланд удалился делать расчет, я повторно прокрутила слова Джонатана в голове. «Он сказал „ремонтные работы“? Разве Роланд не хотел просто вынести вещи? Хотя, не логично, ведь работники были в доме целый день…». В итоге я взяла Софи за руку и неохотно поплелась с ней в сторону дома Мартина, ступая по начищенному паркету ватными, от необоснованного страха, ногами.
Оказавшись в закрытом дворике, который соединял главный дом с детским, я судорожно сглотнула от нахлынувших воспоминаний. Мартин обожал скользить от дома к дому по отполированным деревянным доскам. Однажды даже губу разбил о дверной косяк, после чего мне пришлось обрабатывать её зеленкой. Он потом еще неделю ворчал по поводу того, что это можно было бы сделать и перекисью водорода, и тогда бы ему не пришлось ходить последующую неделю с зеленой губой… Похолодев от боли, я всё-таки дошла до входа в дом, прошла через темный коридор и открыла дверь. Роланд стоял посреди гостиной, упершись руками в бока, и рабочих уже не было — по-видимому, ушли через черный ход на кухне. Обернувшись, он сжато поинтересовался:
— Ну как?
С болью в области сердца я вдруг почувствовала, что ему было в десять раз хреновее, нежели мне. Я должна была его поддержать — это единственное, что я сейчас понимала. Именно это знание и заставило меня на несколько мгновений забыть о собственной боли.