Сев в свое кресло, Роланд совершенно неожиданно для меня выдвинул верхнюю полку в столе и убрал в нее конверт, вместе с канцелярским ножом и еще парой бумаг. От удивления я захлопала округленными глазами: «Разве он не хочет показать мне результаты ДНК?!».
— Не присядешь? — поинтересовался Олдридж, встретившись со мной совершенно спокойным взглядом. Каждое мое утро начиналось с того, что я заходила к нему в кабинет, садилась в кресло слева от входа и интересовалась, что именно пропустила за прошедшие одиннадцать часов, параллельно выслушивая и рассказывая новости, не связанные с моей работой.
Я развернулась и, сделав два шага назад, опустилась на кресло.
— О чем ты хотел со мной поговорить? — напряженно поинтересовалась я.
— По поводу выходных.
— Что с ними?
— У тебя их нет. Тебя это устраивает?
— Ты платишь мне двадцать фунтов в час и здесь я полезнее, чем дома на диване. Тем более я работала всего одни выходные…
— То есть ты согласна работать и на этих выходных?
— Вполне. Это ведь не продлится долго, правда? Результаты ведь должны скоро прийти…
— Думаю, что они уже скоро придут.
«Он что, только что соврал?! Он решил утаить от меня результаты… Но почему? Еще не выбрал интернат или хочет оставить Софи у себя? Нет, он определенно не умеет и не знает как вести себя с девочкой. Скорее всего он даже чувствует дискомфорт в её присутствии», — застыла я от внезапно разбушевавшегося потока мыслей в моей голове.
— Глория?
— Да.
— Я только что спросил, почему Софи не играет с железной дорогой, которую мы построили для… Гхм… Мартина.
— Она обходит её стороной, потому что боится разрушить.
— Значит ей нужно объяснить, что игрушки для того и существуют, чтобы их ломать.
— Это хорошо объяснил бы Мартин, — криво улыбнулась я и вдруг почувствовала, как зияющая дыра внутри меня снова запульсировала.
— Мда… По поводу игрушек — кроме медведя, куклы и фломастеров у нее ничего нет. Держи карточку, сходи завтра в «Детский мир» и купи что-нибудь подходящее для её возраста, только не мелкое — мне хватило лего Мартина, которое впивалось в ступни.
— Не ты один страдал от этого лего, — скомкано улыбнулась я. — Раз уж мы целых три раза произнесли вслух имя Мартина… Гхм… Эммм… Когда я возвращалась из Австралии, я случайно встретилась в аэропорту Дохи с Хьюго Бьянчи — доктором, который проводил осмотр Мартина в Швейцарии. Он передавал тебе привет и… Соболезнования.
— Ясно, — только и смог в ответ кивнуть головой Роланд, передав мне кредитную карточку, когда я подошла к его столу. Смотря на платиновую карту в своих руках, я всё еще ждала, что он сейчас расскажет мне о результатах теста, но он продолжал упорно молчать. Наше обоюдное молчание немного затянулось, как вдруг Роланд, встретившись со мной взглядом, задал вопрос, заставивший меня замереть. — Ты открыла мой подарок, который я отдал тебе три недели назад? Просто хочу узнать — ты не используешь его потому, что всё еще не открыла его, или осознанно игнорируешь?
— Я еще не открывала.
— Почему?
— Я пообещала Мартину, что открою его подарок в честь моей годовщины пребывания в должности его няни только после того, как ты подаришь мне свой. Кажется, я еще не готова узнать, что именно он мне подарил.
— Тебе стоит съездить к нему на могилу. Станет легче.
— Тебе легче?
— Нет.
— Тогда почему должно стать легче мне?
— Если что-то не помогает мне, это не значит, что это не поможет тебе.
— Когда-нибудь нам определенно станет легче.
— Да, но даже притупившаяся боль остается болью. Просто нужно научиться с ней жить.
Глава 45. Роланд Олдридж. Соломинка
— Боюсь, Ваша семья на меня влияет, но пока я не разобралась как именно: положительно или отрицательно.
— Надеюсь, что Вы успеете понять это прежде, чем мы облажаемся с Мартином.
— Мы не облажаемся.
— Мы не облажаемся.
Смерть констатировали спустя две минуты после приезда в больницу. Позже я узнал, что он умер на руках у Глории, и я привез его в поликлинику уже мертвым. То есть всю дорогу до скорой помощи мы с Глорией разговаривали с его трупом.
Когда бестактная докторша сообщила о его смерти вопросом о кремации тела, у Глории случился нервный срыв, и её пришлось утихомирить при помощи вкалывания галоперидола[18]. Кажется, с дозой немного переборщили — сразу после её введения Глория стала похожа на овощ. Заторможенная реакция совершенно не позволяла ей не только не осознавать, что именно происходит — девушка даже выйти из больницы самостоятельно не смогла, из-за того, что её ноги безжалостно заплетались между собой. Уложив Глорию на заднее сиденье, где совсем недавно лежал Мартин, я отвез её домой, жалея о том дне, когда позволил ей впутаться в эту историю. По дороге она понемногу начинала приходить в себя, нервно икая и всхлипывая, когда я передал её мистеру Дереку, который отвел её в спальню. Сидя на кухне с мистером и миссис Пейдж, я нервно пил чай, пытаясь держать себя в руках. Я еще не сказал им о том, что именно произошло, но судя по их лицам, они уже обо всем догадались.
— Присмотрите за ней? — поджав губы, через силу спросил я.
— Конечно, мы ведь её родители, — тяжело выдохнула миссис Пейдж, на глаза которой накатились слёзы. — А кто присмотрит за Вами?
Я прокашлялся, прочистив горло от колкого комка боли, посмотрел на срывающихся на слезы мистера и миссис Пейдж и, встав с места, бессвязно произнес:
— Мне еще… Нужно решить много… Много вопросов. До встречи.
Уже на выходе я пожал руку мистера Дерека, на что он ответил мощным похлопыванием моего правого плеча. По приезду в поместье я заперся в своем кабинете, влил в себя двойной виски и на протяжении оставшихся суток изо всех сил сдерживал желание напиться в стельку.
Похороны прошли спустя двое суток. Тело Мартина было погребено на родовом месте семейства Олдриджей, на кладбище Кинсел-Грин. Никакого пафоса и народа. Только мистер и миссис Белл, Ава, я, священник и пара копателей. Глория не смогла прийти из-за своего состояния, и отчасти я был рад тому, что она не присутствовала при этом ужасе. После того, как процесс был завершен, и все разошлись, я отправился в пустующий в этот день костел, который находился в пятистах метрах от выхода с кладбища. Спустя десять минут рядом со мной присела Ава.
— Эта девочка… Глория. Я видела её на дне рождения у Мартина. Почему она не пришла?
— Ей больно.
— Думаешь, ей больнее, чем тебе?
Я промолчал.
— Роланд, смерть — это тяжелое испытание. Оно способно разрушить всё, даже будущее. Я видела, как ты смотрел на эту девушку. Если она твоё будущее, ты ведь не хочешь видеть его разрушенным?