– Давай галстук, – сдалась Жанка. – Я тебе распишусь.
Если девочка писала что-либо на пионерском галстуке мальчика, это означало глубокую симпатию. Но у Гельбича не было с собой галстука. Он отчаянно закрутился на месте, увидел Альберта и бросился к нему.
– Слышь, дай галстук! – попросил он, хватая Альберта за руку. – У меня есть, только в корпусе! Я тебе вечером свой принесу!
Альберт в замешательстве пытался отцепить от себя пятерню Гельбича.
– Э-э… нет-нет! Я… э-э… я не могу!
– Слово пацана – принесу! – горячо убеждал Гельбич. – Позарез надо!
– Галстук – это же символ!.. – беспомощно сопротивлялся Альберт, встряхивая своей богатой и ухоженной шевелюрой.
– Поглаженный принесу! – напирал Гельбич.
– Прекрати! – рассердился Альберт. – Оставь меня в покое!
Гельбич оглянулся. Жанка коварно ухмылялась, и Лёлик тоже.
И тогда Гельбич грубо заломил Альберту руку, будто милиционер – преступнику. Альберт, охнув, согнулся пополам, и его чёлка упала на лицо волной, как птичье крыло. Гельбич, удерживая пленника в наклон, сунул палец в узел его пионерского галстука и одним движением вытащил галстук за уголок – так фокусник выдёргивает платок из своей волшебной шляпы.
– Сам виноват! – Гельбич пихнул Альберта прочь от себя, выпуская на свободу. – Не надо крысить, когда пацаны просят!
– Дай ручку, – потребовала Жанка у Лёлика.
Гельбич возвращался победителем. Гордо расправив плечи, он растянул галстук за концы и расстелил у себя на груди, как манишку. Жанка попробовала ручку на своём запястье – пишет ли? – и принялась выводить на галстуке слова послания. Гельбич ласково смотрел на Жанку сверху вниз.
Валерка сощурился и прочитал две косые строчки: «На столе стоит стокан а в стокане лилия, что ты смотрешь на меня морда крокодилия». Гельбич тоже читал, хоть ему было и неудобно, и шептал от усилия понять. Послание привело его в восторг. Он заулыбался во всю пасть.
– Уроды, – с презрением подытожила Анастасийка.
Валерка перевёл взгляд на Альберта. С Альбертом происходило что-то странное. Он побледнел до какого-то неестественно пепельного цвета, под глазами легли тёмные тени, щёки пугающе запали, а губы почернели. И он весь вспотел, даже белая рубашка прилипла к спине. Его как-то корчило, кривило, встряхивало толчками. И вдруг Альберт кинулся к Павлику, сорвал с него пилотку со звездой и нахлобучил на свою голову. Белобрысый Павлик застыл от изумления. Трясущимися руками Альберт отколол у Павлика с футболки пионерский значок и пришлёпнул себе – похоже, воткнул иголкой прямо в тело. А потом бросился бежать к Дружинному дому.
Все провожали его глазами.
– Стучать дриснул, глиста инкубаторская, – убеждённо выдал Гельбич.
Но тут ему стало не до Альберта. По дорожке от Пионерской аллеи к Дружинному дому решительно шагали Ирина Михайловна и Лёва.
– Вот он! – Лёва указал вожатке на Гельбича.
Гельбич содрогнулся. Такого предательского удара он не ожидал.
– Ты чего с тренировки удрал? – прямо в лоб атаковала его Ирина Михайловна. – Ты чего команду бросил?
– Да надоел мне этот футбол! – сразу возмущённо заорал Гельбич. – Я петь буду! Пускай Хлопов гоняет, если его заклинило!
– Ты пионер или кто? – вожатка надвигалась на Гельбича, и тот пятился. – Ты помнишь, что такое ответственность?
– Какая ещё ответственность?!
– У нас на Родительский день матч с третьим отрядом, – спокойно сказал Лёва. – А тебя главным нападающим сделали. Как играть без тебя?
– Не хочу я! – взвыл Гельбич.
– Маленький, что ли? – ломила Ирина Михайловна. – Хочу – не хочу! Знаешь такое слово – «надо»? Не выпендривайся! Не позорь товарищей!
– Всё, пойдём, – скомандовал Лёва. – Будь сознательным.
Гельбич готов был разрыдаться от безысходности.
– Не заставляй меня твоим родителям рассказывать, какой ты, – добила его Ирина Михайловна и, оглянувшись, уронила Валерке: – И ты, Лагунов, собирайся обратно. Тебе вообще нельзя отряд покидать.
Валерка покосился на Анастасийку. Анастасийка листала песенник.
Глава 4
Спурт
Неимоверный внутренний объём велотрека в Крылатском не вмещался в объектив телекамеры целиком, и оператор показывал только отдельные фрагменты гоночной трассы. Широкая дорожка была проложена с наклоном к эллиптической арене; на длинных сторонах эллипса наклон был пологим, а на виражах – крутым. В спринте велосипедисты соревновались парами. Два гонщика – синий и красный – неслись по трассе друг за другом. Велосипеды у них были тонкие-тонкие, будто из стальной паутины, а колёса на скорости казались прозрачными. На белых шлемах блестели отражения прожекторов.
На большом развороте синий гонщик взмыл вверх, на вздыбленный край дорожки, а красный гонщик, летевший за ним колесо в колесо, вдруг быстро скользнул вниз и ловко опередил соперника. Красный втопил и помчался изо всех сил, а синий кинулся вдогонку, надеясь вернуть лидерство; он привстал на педалях, задрав зад, и завис всем телом над круторогим рулём.
– При выходе на последний, третий круг Сергей Копылов стремительно ускорился и обошёл Антона Ткача, – диктор рассказывал спокойно, хорошо поставленным голосом, и создавалось ощущение, что коллизия на велотреке давно отрепетирована и сыграна много раз: не о чем волноваться.
А Игорь подумал, что в борьбе за девушку сам он вот так же внезапно обогнал Плоткина. Но будет ли финиш победой? В отличие от велогонщиков, Игорь не знал заранее, что участвует в состязании. Знал – не состязался бы.
На веранде Иеронова перед телевизором сидели человек пятнадцать – вожатые и старшие пионеры. Вечерние телесеансы Олимпиады стали делом привычным, и Серп Иваныч даже повесил на окна толстые шторы, чтобы затемнять помещение от закатного солнца. Зрители тихо переговаривались, обмениваясь впечатлениями, а Серп Иваныч неслышно появлялся то справа, то слева и заботливо поправлял светомаскировку, а потом усаживался на своё место в последнем ряду. Ему нравилось, что в его дом приходит молодёжь.
Вероника была рядом с Игорем, плечом к плечу, но сегодня Игорь не протянул руку и не обнял её за талию, хотя очень хотелось. Игоря мучили сомнения, посеянные Свистухой. Он не знал, как ему быть.
– Ты чего такой мрачный? – не поворачивая головы, спросила Вероника.
Лучше всего, конечно, не начинать этот разговор, не поднимать тему. Ну, позабавились на летней практике – и разбежались в разные стороны, когда практика закончилась. Что-то вроде курортного романа. Однако Игорь не желал разбегаться, не желал терять Веронику. А для продолжения отношений требовалось выяснить положение вещей. И это было трудно.
– Почему ты не сказала мне про Плоткина? – еле выговорил Игорь.
Вероника помолчала.
– А, ну поня-а-атно… – с издёвкой протянула она.
Оправдываться было не в её характере.
– Почему? – настойчиво повторил Игорь.
По велотреку опять летели два гонщика: снова синий и красный. Камера следила за ними. На экране мелькали счетверённые батареи прожекторов, лица болельщиков, жёлтые фигуры судей. Синий велосипедист держался первым, но позиции лидера и аутсайдера сейчас ничего ещё не значили. Всё решит бешеный спурт на финальном круге.