— Фотография.
Он указал на фотоаппарат, лежавший на столе.
— Наверное, мне стоило догадаться.
— Кажется, вы с Грейс последние пару дней прямо-таки неразлучны, — произнесла Татьяна.
— Она в прямом смысле слова единственная, кого я здесь знаю. Я только что переехал в Нью-Йорк.
— Я имела в виду не это, — проговорила она с нотками юмора.
— Ну, а кто бы не захотел быть с ней?
— И то верно.
Как только Грейс вернулась, мы набросились на блинчики и разбавленные «Бэйлисом» ванильные коктейли, сама же Грейс подпевала каждой песне пятидесятых, которую узнавала. Я тем временем изучал ее движения, все ее мелкие привычки.
— Прежде чем съесть свою еду, ты ее нюхаешь, — сказал я со смехом.
— Что? Нет. — Она нахмурилась.
Татьяна рассмеялась, вторя мне.
— Ага, она так делает. Всего на какую-то долю секунды.
— Не делаю я так, — запротестовала Грейс.
— Поверь мне, это мило, — я подмигнул ей.
— Скорее неловко. Я так делаю с самого детства.
Я взъерошил волосы у нее на затылке.
— Говорю же, это мило.
Она смотрела на меня, улыбалась, а ее щеки были залиты румянцем.
Когда мы ушли из кафе, Татьяна и Брэндон попрощались и пошли в кинотеатр, находившийся в противоположном направлении.
— У тебя классные друзья, — сказал я.
— Ага. Они весь вечер были поглощены друг другом, а? Ну, наверное, им так хорошо.
— Подожди, прежде чем мы спустимся в метро, у меня есть одна идея. У меня здесь цветная пленка, — сказал я, указывая на висевший на моей шее фотоаппарат. — Хочу попробовать кое-что.
Я схватил ее за руку и потащил на лестницу, ведшую к переходу к наземной станции метро. Движение машин под нами было довольно быстрым. Я отвел Грейс на одну сторону перехода, а сам настраивал фотоаппарат, чтобы оставить его на другой стороне, закрепив ремнем. За ее спиной сверкали огни фар, в темноте подчеркивая ее силуэт. Подол ее розовой ночной рубашки развевался благодаря порывам легкого ветра.
— Я собираюсь поставить таймер и подбежать к тебе. Просто смотри в камеру и не двигайся. Скорость затвора будет очень медленная, чтобы выдержка была длинной. Попытайся не шевелиться совсем.
— Чего ты добиваешься? — хотела знать она, наблюдая за тем, как я ставил настройки.
— Огни дорожного движения будут позади нас и не в фокусе, потому что машины будут ехать беспрерывно, но, если мы будем стоять спокойно, то мы будем четкими, а с нами и дома на заднем плане. Должно получиться круто. Таймер поставлен на десять секунд. Ты будешь слышать все ускоряющееся тиканье, пока затвор не откроется, а когда это случится, то нам нужно быть неподвижными.
— Ладно, я готова.
Ноги Грейс были расставлены в стороны, словно она собиралась танцевать джаз. Я нажал на кнопку и побежал, чтобы встать рядом с ней. Не глядя на нее, я схватил ее за руку и сфокусировался на линзе фотоаппарата. Когда таймер ускорился, я почувствовал, что она смотрела на меня. И в последнюю секунду я посмотрел на нее в ответ. Затвор открылся, и я произнес, не шевеля губами:
— Стой смирно.
Она захихикала, но продолжала смотреть на меня. Ее широко раскрытые глаза слезились из-за ветра. Три секунды, казалось, не так и долго, но, когда ты смотришь кому-то вглаза, этого достаточно, чтобы дать молчаливое обещание.
Как только затвор закрылся, Грейс выдохнула и разразилась смехом.
— Я думала, прошла вечность.
— Разве? — спросил я, все еще не отводя взгляда. Я мог бы смотреть на нее всю ночь.
На обратном пути к общежитию от метро мы разделили половину косяка.
— У тебя было много парней в старшей школе?
— Нет. Не было времени. Когда мне исполнилось шестнадцать, пришлось найти работу, чтобы купить машину, на которой я бы ездила в школу.
— Где ты работала?
— В «Хаген Дац»3в торговом центре.
— Вкуснятина.
— Ну, поначалу было ужасно, потому что я набрала около четырех с половиной килограммов, а потом заболела, переев мороженого с ромовым изюмом. После этого я его не переваривала. Я проработала там три года до самого выпуска. У меня до сих пор приличный бицепс от зачерпывания мороженого. Я вся несимметричная.
Она напрягла руку, чтобы продемонстрировать мне мускулы. Я стиснул ее тоненькую руку пальцами, и она выдернула ее из моего захвата.
— Придурок.
— Руки-макароны.
— Я любитель. Ну-ка, покажи свои.
Я напряг руку. Она своей маленькой нежной рукой даже не смогла сдавить мою.
— Чувак, да это впечатляет. Чем занимаешься?
— У меня были настенные брусья. И это все, правда. И еще в Лос-Анджелесе я часто занимался серфингом.
— Скучаешь?