Когда я вышла за дверь магазина, то обнаружила Мэтта на парковке, он сидел на мотоцикле и был сексуальным как никогда. Руки скрещены на груди, на лице дерзкая ухмылка, глаза прищурены из-за солнца. Пока я направлялась к нему, порыв ветра сдувал мои волосы назад. Он поднял невидимый фотоаппарат и сделал снимок.
— Грейси, надеюсь, ты взяла мне ту пряжку с совой.
Я ударила его по плечу.
— Ты придурок. Зачем тебе понадобилось все портить?
— Поцелуй меня.
— Ты испортил сюрприз, — заныла я.
— ПОЦЕЛУЙ. МЕНЯ.
Рождественским утром мы все расселись вокруг елки Алеты и приступили к обмену подарками, в основном самодельными. Алета на ее новом гончарном круге сделала четырекрасивые чашки и вручила их нам обоим.
— Ох, — отозвался Мэтт. — Они замечательные, мам. Спасибо.
Он отдал ей большую запакованную раму.
— Это от нас обоих. — Я с благодарностью сжала его руку. Он был в курсе, что я не могла купить что-то.
Алета распаковала ее и уставилась на то, что было обрамлено. Я не знала, на что она смотрела, так что поднялась и встала у нее за спиной. Увидев, наконец, что было в раме, я сглотнула и почувствовала подступающие слезы. Это был коллаж с нашими фото. На них было невозможно рассмотреть наши лица, но на всех фото были Мэтт и я: наши ноги, плечи, руки, волосы; на большинстве снимков мы касались один другого, или обнимались, или лениво лежали друг на друге. Где-то был слишком яркий свет, из-за чего виднелись лишь наши силуэты. Эта коллекция была захватывающей и доказывала невероятный талант Мэтта.
— Маттиас, — начала Алета едва дыша. — Сынок, эти фото потрясающие. И, Грейс, ты прекрасная и естественная модель. Я всегда буду хранить их.
Слезы, стекавшие по моим щекам, упали на плечи Алеты, и она обняла меня. Алета смотрела на меня с удивлением. Я покачала головой и отвернулась.
— Ты не видела, Грейс? — спросила она.
— Нет, — ответила я дрожащим голосом. — Это волшебно, Мэтт.
— Рад, что тебе нравится, потому что для тебя я сделал такой же, — рассмеялся он. — Твой коллаж ждет тебя в комнате. Я пробрался туда прямо перед нашим уходом.
Я запрыгнула к нему на колени и быстро поцеловала. Он притянул меня ближе.
— Я обожаю его. Спасибо.
Когда я отдала ему ремень, он стал изучать его.
— Глаза Грейси, — проговорил он, и я кивнула.
— Говорила же, он все поймет, — добавила Алета.
***
Вернувшись в Нью-Йорк в начале января, мы окунулись в обычную рутину. Мы исследовали город, ходили на занятия, вместе учились в общежитии, ну или, по крайней мере, пытались учиться. Мы не могли оторваться друг от друга. В те ночи, когда Мэтт работал в «ФотоХат», я репетировала с Тати.
Где-то через месяц Мэтт попросил меня встретиться с ним в комнате отдыха, намекнув, что хочет отвести меня в особенное место.
— Это вторая часть рождественского подарка, который я ждал, чтобы вручить тебе, — рассказал он мне с блеском в глазах, после чего схватил за руку и потащил из общежития.
Укутанные в пальто и шарфы, мы подошли к «Арленс Гросери», маленькому бару, где играли местные группы.
— Не смотри на вывески, — настоял он.
Мы пробирались через толпу к самой сцене. Мэтт расталкивал людей, отодвигая их в стороны, но мне все равно не удавалось увидеть хоть что-то за их спинами. Когда я наконец подняла взгляд, то посмотрела в глаза самому Джеффу Бакли, настраивавшему свою гитару.
Матерь. Господня.
Мы смотрели все выступление, стоя перед раскачивающейся толпой, находясь всего в трех шагах от моего любимого исполнителя на все времена. На краткий миг я поймала улыбку Джеффа, но затем он отвел взгляд и начал дергать свой никотиновый пластырь. Я оглянулась на Мэтта и проговорила одними губами:
— О. Мой. Бог. — Я знала, что находилась в присутствии великого человека.
После выступления Джефф исчез, но я, наплевав на этот досадный факт, продолжала искать его взглядом. Годом ранее я, скорее всего, дожидалась бы его как бешеная фанатка, жаждущая пожать ему руку или сказать, какая я преданная поклонница, но той ночью просто отправилась с Мэттом в общежитие. Я была вдохновлена. Я хотела играть.
По дороге домой я рассеянно пожаловалась:
— Он не исполнил «Hallelujah». Как жаль.
— Ему, наверное, надоело ее играть, — ответил Мэтт, раскачивая руки, которыми мы держались.
— Ага, ты прав. Спасибо тебе, кстати. Это было изумительно.
— Для тебя что угодно.
— Не превращайся в размазню, Маттиас.
— Ну и кто теперь не может быть серьезным? — расхохотался он.
15
.
Грейси…
МЭТТ
После праздников мы с Грейс пытались проводить вместе столько времени, сколько было возможно — в основном голышом. Казалось, что мы пытались впихнуть полноценные отношения в те короткие месяцы, что остались до моего отлета в Южную Америку. Мы, должно быть, по миллиону раз сказали друг другу, что у нас все без изменений, но ощущалось все иначе. Грейс избегала любых разговоров о том, чем она собирается заниматься, когда я уеду на лето. Она постоянно напоминала мне, что мы молоды, отчего создавалось впечатление, будто она преуменьшала значимость наших отношений. Думаю, она пыталась защитить свое сердце. Может, и я свое тоже.
Мы часто общались с Тати и Брэндоном, по пятницам ходили на музыкальные точки в нижнем Ист-Сайде в Бруклине. По субботам мы слонялись, играли в игры или вместе занимались в общежитии. Но как только зима подошла к концу, и наступила ранняя весна, на нас всех свалилась подготовка к окончанию университета и к следующему этапу нашихжизней. Если бы мы с Грейс не жили в соседних комнатах, то не представляю, как бы нам удавалось видеться.
Наконец, в первый теплый день апреля Грейс решила собрать нас четверых вместе и дала указание прийти на встречу к «Олд Хэт» к десяти утра. «Олд Хэт» (Прим. пер.: буквально «старая шляпа») была грязным баром, забегаловкой, в которую мы отправлялись, когда бары получше закрывались на ночь, так что это было своеобразное место для начала дня.
Я потер руки друг о друга и хлопнул ими.
— Ладно, дамочка, ради чего все это?