Я забрал рубашку и последовал за Эш, как какой-то щенок. Она шла уверенно, даже не оглядываясь назад, а я тащился за ней.
— Идем, тут всего два квартала пути. Ты собираешься плестись позади все время?
Я ускорился, чтобы идти рядом.
— Итак, расскажи мне больше о себе. Ты музыкант, как твоя мама?
— Я умею играть на пианино, но нет. Предпочитаю визуализацию, думаю, я скорее похоже на тебя.
— Да? — Я услышал надежду и гордость в своем голосе.
— Ага. Надеюсь, это приведет к чему-то хорошему. — Я не понял, что она имела в виду. Она продолжала идти. — Думаю, я хочу стать графическим дизайнером.
— Это замечательно. Ты хорошо учишься?
— Школа для меня всего лишь этап. Вообще-то, скучно, но я справляюсь. Не похоже, чтобы у меня был выбор.
Да кто она такая?
Эш указала на соседнее кафе, и мы пошли туда. Она заказала латте и булочку, а я — обыкновенный черный кофе. За стойкой находился симпатичный молодой человек, и я заметил, как Эш стреляла в него глазками. Я разглядывал ее, пребывая в шоке. Девочки-подростки относятся к совершенно иному виду.
— Что? — спросила она.
— Эм, ничего.
Мы сели за маленький круглый столик у окна и огляделись.
— Хороший день. Обожаю весну.
— Мы собираемся говорить о погоде? — спросила она прямо, хоть и спокойно. Я так и не привык к тому, какой прямолинейной она была.
— Для таких ситуаций нет инструкций, Эш.
— Я знаю и пытаюсь быть сопереживающей, но ты взрослый мужчина…
Я усмехнулся.
— Ты права.
— Слушай, я знаю историю. Мама была со мной предельно честной, пока я взрослела, и теперь мы оба знаем, что ты и не подозревал обо мне.
Я ощутил облегчение. Ей без проблем удавалось снять напряжение.
— Все так, да.
— Никто тебя не винит.
— Я об этом и не переживал. Но раз ты упомянула об этом: что ты думала обо мне, когда считала, что я не хочу иметь с тобой ничего общего?
— Ну, у мамы вроде как есть книга о тебе. Она начинается с кучи фотографий, заметок и других вещей со времен университета, а затем она собирала статьи о тебе и твоих работах и добавляла их туда. — Мысль о том, что Грейс это делала, сразила меня. — Она водила меня посмотреть некоторые из твоих фото, когда те были на стенде в деловойчасти города, но не слишком распространялась о твоей жизни.
— Да, но что тыдумала?
— Честно, моя мама всегда была о тебе довольно высокого мнения, но история ваших отношений преподносилась скорее как предостережение. Как урок, который нужно усвоить. Она не винила тебя, даже когда не знала правду, так что я не особо думала обо всем этом — просто считала, что у тебя сумасшедшая карьера и что дети — не твое.
Я уставился в окно за ее плечом.
— Я хотел детей…
— Мама не знала об этом, так что тебе не стоит винить ее. Она всегда говорила, как сильно хотела меня. Говорила, что когда люди… ну, знаешь… делают это, — ее щеки порозовели, — их мысли о детях и будущем должны быть схожими. Думаю, она считала, что ты знаешь обо всем благодаря письмам и просто не хочешь быть папой.
— Это не так.
— Я была серьезной, когда говорила, что она не была о тебе плохого мнения. Я достаточно умная, чтобы понять это, ведь часть меня от тебя; если бы она думала плохо о тебе, то это относилось бы и ко мне.
Во мне бушевали все возможные чувства в одно и то же время, включая любовь. Я испытывал любовь к этому милому ребенку, сидевшему напротив, и защищавшему и меня и свою мать одинаково самоотверженно и с пониманием.
— Ты очень умная. — Горло сдавило. — Ты похожа на свою маму. Такая же проницательная и сообразительная. — Я взял себя в руки. — А твое детство… каким оно было?
— Хорошим. То есть папа любил меня, и мама давала мне все самое лучшее. У меня было все, в чем я нуждалась. — Эш глотнула кофе.
— Какая у тебя фамилия?
— Портер.
Я ощутил ком в горле.
— Ну конечно.
— Просто так было проще. Хотя ты указан в моем свидетельстве о рождении.
— Указан?
— Ага. Папа пытался удочерить меня раз пять точно. Именно поэтому в конце его жизни мама так усердно пыталась связаться с тобой, тебе нужно было отказаться от родительских прав в его пользу, чтобы он мог официально удочерить меня. Мне было все равно, потому что он всегда был моим папой. В отличие от меня, для него этот клочок бумаги имел большое значение.
— Мне так жаль, Эш. Я не знал. Я даже не могу объяснить, как я сожалею.
Ее глаза слегка увлажнились, но она не позволила себе заплакать. Я был близок к нервному срыву, я чувствовал злость ко всем, включая Дэна. Он уже был мертв, так что я не мог убить его, но где-то глубоко, невзирая на шок, я начал осознавать, что должен быть ему благодарен. В конце концов, он вырастил мою дочь тем человеком, к которому я проникся симпатией сразу же.
Эш откусила от булочки, улыбнулась и, жуя, посмотрела в окно. Создавалось впечатление, словно я смотрю на Грейс в прошлом, но с моим цветом глаз и с едва различимой ямочкой на подбородке, как у меня.
— У тебя есть искривленные пальцы?
— Вообще-то, есть. У меня искривленный указательный палец на ноге. Спасибо за это, кстати. — Мы оба рассмеялись, но затем снова затихли.
— Каким он был?