— Музыку.
— Да. Слушаю. Я всегда ее слышу.
— Как думаете, что значит, если я больше ее не слышу?
Он взял моего второго коня.
— Шах. Я не знаю, что это значит. Может, ты слушаешь недостаточно старательно.
Как ему удается выигрывать у меня каждый раз?Я пошла королем.
— Я слушаю.
— Нет, ты слишком занята жалостью к себе.
— Я никогда не жалею себя.
— Может, раньше не жалела, а сейчас жалеешь. Шах и мат.
Я расставила фигуры по-новой. Мы играли на старой пластиковой доске, которая складывалась, чтобы я могла убирать ее в сумку.
— Я не жалею себя. Я просто устала, и мне немного грустно.
— Почему тебе грустно?
Я изучала лицо Орвина. Сложно было не замечать, насколько «Зеленые просторы» были не его местом, ведь Орвин выглядел таким живым, таким настороженным. В то же время он часто забывал вообще все и спрашивал, когда ему нужно быть в магазине, который, к несчастью, закрылся больше десяти лет назад. Сейчас был один из его хороших дней, но он с легкостью мог ускользнуть в забытье.
— Вам когда-нибудь хотелось, чтобы вы не застревали в «Зеленых просторах»?
— Моя дорогая Грейс, позволь мне поделиться с тобой пословицей.
Я была поражена. Он не называл меня по имени вот уже… даже не могу вспомнить, как давно.
— Хорошо.
— Я считал, что беден, потому что у меня не было обуви, а затем я встретил человека без ног.
Я робко улыбнулась.
— Я жалею себя, так ведь?
— Более того. Ты стала неблагодарной. У тебя есть мужчина, которого ты всегда желала видеть в своей жизни, есть прекрасная дочь и замечательная работа.
— Да, но я не нужна этому мужчине.
— Будешь нужна. Просто будь собой. Отыщи музыку.
***
Тем вечером мы с Эш пошли ужинать к Тати. Тати пыталась все устроить по-домашнему: она встретила мужчину, с которым хотела встречаться, и была полна решимости произвести на него впечатление. Мы с Эш не в первый раз были ее подопытными кроликами, хотя не могу сказать, что нам это нравилось. Тати ужасно готовила. Всегда.
Тати подошла к столу с огромной тарелкой.
— Таджин из ягненка и марокканский кускус!
— Ох, Тати, не хочу есть ягненка.
Тати выглядела обиженной.
— Почему?
— Они слишком милые, чтобы их есть.
— Ну, этот больше не милый.
Я покачала головой и взяла маленькую порцию. Эш сморщила носик и взяла кусочек еще меньше, пока Тати бегала кругами в поисках штопора.
— Можно мне вина? — поинтересовалась Эш.
— Нет, — ответили мы с Тати одновременно.
— Только глоточек? Папа на ужине сказал, что позволит мне выпить вина у него дома.
— Ты уже зовешь его папой? — спросила Тати.
— Ну, не в лицо, но как еще мне его звать? Мэтт? Не его вина, что он не мог быть мне отцом.
— Он хочет, чтобы ты звала его папой? — спросила я у нее осторожно.
— Не думаю, что для него это имеет значение. Он хочет приходить в школу и познакомиться с моими друзьями.
— Думаю, ему будет приятно это слышать. У бедного парня украли твое детство, — сказала Тати.
Я ощетинилась.
— Что случилось с мужененавистницей в твоем лице? — огрызнулась я.
— Я перевернула страницу. И тебе следует.
— Зови его папой, если хочешь, — сказала я Эш и протянула ей бокал вина. — Только один глоток.
Она глотнула немного и сморщила нос.
— Фу.
Тати тоскливо посмотрела в потолок.