полуактивные акции очень легко сдвигать на несколько пунктов вверх или вниз. Его агенты
покупали эти акции по определенной цене, продавали, когда они поднимались на два пункта, а
затем продавали без покрытия и выигрывали еще по три пункта на снижении котировок. Кстати
говоря, много позже я прочитал, что этот человек умер в бедности и одиночестве. Если бы он
умер в 1896 году, каждая из нью-йоркских газет посвятила бы ему по крайней мере одну колонку
на первой полосе. А так его помянули двумя строчками на пятой.
Глава 2
Уяснив себе, что брокерская компания «Космополитен» готова на любую подлость, лишь
бы избавиться от меня и от моего бизнеса - раз уж убийственный гандикап, созданный с
помощью маржи в три пункта и премии в полтора пункта не смогли меня раздавить, - я решил
перебраться в Нью-Йорк, чтобы там вести торговлю из конторы кого-либо из членов Нью-
Йоркской фондовой биржи. Я не хотел иметь дела ни с какими бостонскими отделениями,
которые получали котировки по телеграфу. Я хотел быть рядом с событиями. Мне было двадцать
один год, когда я явился в Нью-Йорк, имея при себе все свои деньги - двадцать пять сотенных.
Выше я говорил, что в двадцать лет у меня было десять тысяч долларов и в этой операции с
сахарными акциями я выставил маржу больше чем на десять тысяч. Но я не всегда выигрывал.
Моя схема торговли была достаточно разумна и приносила выигрыш чаще, чем потери. Когда я
придерживался ее, то побеждал в семи случаях из десяти. Фактически всякий раз, когда я с
самого начала был уверен в правоте своего курса, я получал прибыль. Но мне, к сожалению, не
всегда хватало мозгов, чтобы придерживаться собственных правил игры, то есть делать ставки
только при полной уверенности, что рынок созрел для меня. Всему свое время, но тогда я еще не
знал этого. Именно из-за этого столь многие игроки, далеко не входящие в высшую лигу, терпят
крах на Уолл-стрит. Существуют круглые дураки, которые всё и всегда делают неверно. Но есть
еще и уолл-стритовские дураки, которые считают, что торговать надо всегда. На свете нет
человека, который бы ежедневно имел нужную информацию, чтобы покупать или продавать
акции либо чтобы вести свою игру достаточно разумно и интеллигентно.
Я доказал это на собственной шкуре. Когда я внимательно читал телеграфную ленту и
использовал весь свой опыт - зарабатывал деньги, но когда я играл по-дурацки - проигрывал. И в
этом я не был каким-то исключением, не так ли? Перед моими глазами была грандиозная доска
котировок, телеграф выплевывал информацию, и все вокруг были заняты торговлей, а их
квитанции ежесекундно обращались в бумажный мусор или в чистые деньги. Естественно, что
возбуждение и азарт не давали мне быть рассудительным. В брокерской конторе, где ваша
маржа тоньше волоса, никто не ведет долгосрочных игр. Слишком легко и быстро ты можешь
там вылететь из игры. Причиной множества крахов на Уолл-стрит является желание действовать
во что бы то ни стало, без учета условий. Даже профессионалы ведут себя как поденщики и
считают своим долгом ежедневно уносить домой хоть какой-то выигрыш. А я ведь был почти
мальчиком. Тогда еще я не знал того, что позволило мне через пятнадцать лет выжидать две
долгие недели, чтобы убедиться, что акции, на которые я нацелился, поднялись уже на тридцать
пунктов, и только тогда я почувствовал, что пора их скупать. Я был тогда разорен и пытался
опять встать на ноги и просто не мог позволить себе безрассудства в игре. Я не имел права на
ошибку и поэтому выжидал. Это все случилось в 1915 году. До этого еще далеко. Об этом я
расскажу в свое время. А сейчас я расскажу о том, как после нескольких лет упорной борьбы я
позволил-таки брокерским конторам завладеть большей частью моих выигрышей.
И все это к тому же при полном сознании! И такое случалось в моей жизни не раз.
Биржевому спекулянту приходится бороться со множеством собственных разорительных
слабостей. Как бы то ни было, я явился в Нью-Йорк, имея при себе две с половиной тысячи
долларов. Здесь не существовало игорных домов, с которыми можно было бы иметь дело.
Фондовая биржа и полиция прижали их достаточно плотно. К тому же я искал место, в котором
мою торговлю ограничивал бы только собственный кошелек. Он был тогда довольно тощим, но я