начал настороженно приближаться их охранник в сером. Сент-луисец ткнул пальцем в
управляющего и взвыл: - Ты! Ты должен был трижды подумать, прежде чем впустить сюда этого
малого. Это же Ливингстон! Тебя о нем предупреждали, несчастный болван!
- Послушай-ка, - сказал я сент-луисцу. - Здесь тебе не Сент-Луис. Здесь тебе лучше забыть
об этих финтах, которые твой хозяин выкидывает у себя дома.
- А ты держись подальше отсюда! Здесь ты не будешь играть! - вопил он.
- Если я не смогу здесь играть, то и никто другой здесь играть не будет! - холодно отрезал я.
- С такими наездами тебе не выйти сухим из воды.
Сент-луисец тут же понизил тон.
- Ну, подумай сам, старина, - он просто сопел от волнения, - сделай нам одолжение. Войди
в наше положение! Ты ведь понимаешь, нам таких проигрышей не потянуть. Хозяина разорвет
от злости, когда он узнает, что это был ты. Имей совесть, Ливингстон!
- Непременно буду вас навещать, - посулил я.
- Ну можешь ты быть человеком? Бога ради, не лезь ты к нам! Дай нам возможность как
следует развернуться. Мы ведь новички здесь. Ты можешь пойти на уступку?
- Когда я буду здесь другой раз, будьте любезны не строить из себя больших дельцов, -
бросил я напоследок и оставил их с управляющим обсуждать их «большой бизнес».
За то, как они обошлись со мной в Сент-Луисе, я их немного обобрал. Мне не было смысла
злиться дальше или пытаться их прикрыть. Я вернулся в контору Фуллертона и рассказал
Макдевитту о моей поездке. Потом я предложил ему, если он захочет, стать у Теллера
завсегдатаем и торговать помаленьку - по двадцать-тридцать акций. А когда я увижу, что можно
сорвать большой куш, я ему позвоню, и он их заделает на всю катушку.
Я дал Макдевитту тысячу долларов, и он начал ездить в Хобокен и вел себя так, как мы
договорились. Он ездил к ним как на службу. Однажды я понял, что надвигается сильное
падение котировок, и дал Маку знать, и он на все деньги сыграл на понижение. В этот день я
огреб чистыми двадцать восемь сотенных, за вычетом доли Мака и всех других расходов, и я
подозреваю, что Мак вложил в игру немного и своих деньжат. Меньше чем через месяц после
этого Теллер прикрыл свою лавочку в Хобокене. Их достала полиция. Но в любом случае это все
было пустое, хотя я сыграл у них только дважды. Рынок подмяли под себя быки, так что акции
безо всяких колебаний лезли вверх, и даже маржа в один пункт обеспечивала полную
безопасность торговли, и, само собой понятно, все клиенты играли на повышение и вкладывали
в акции все больше и больше денег, и все выигрывали. Трудно вообразить, сколько таких
полулегальных брокерских лавочек разорились тогда по всей стране.
Их игра изменилась. Работавшие в старомодном стиле полулегальные брокерские конторы
давали игрокам ряд определенных преимуществ, которых те не имели в легальных брокерских
конторах. Главным было то, что, когда движение курса автоматически слизывало вашу маржу,
это была лучшая разновидность приказа о прекращении убытков и выходе из игры. Вы не могли
потерять больше того, что уже внесли в качестве маржи, к тому же не было опасности ошибок и
подвохов при исполнении приказов, ну и так далее. В Нью-Йорке эти заведения никогда не были
столь либеральными со своими постоянными клиентами, как, по слухам, это было на Западе.
Здесь у них было в обычае ограничивать возможную прибыль по некоторым акциям двумя
пунктами. Среди таких акций были сахарные, угольной компании из Теннесси и стальные. Если
даже их курс поднимался за десять минут на десять пунктов, вы по одной квитанции получали
только за два пункта. Они посчитали, что иначе клиентам будет слишком жирно: рисковать
одним долларом и выигрывать десять. А временами случалось, что все такие заведения, даже
самые крупные, вообще отказывались принимать заказы на какие-то акции. В 1900 году, за день
до президентских выборов, когда было предрешено, что победит Маккинли, ни одно заведение в
стране не допускало клиентов к покупке акций. Тотализатор принимал ставки на Маккинли три
к одному. Купив акции в понедельник, можно было без риска иметь от трех до шести пунктов, а