медвежьи новости.
- Ничего! - ответил я.
- В самом деле ничего? - Он не мог скрыть своего недоверия.
- Просто ни единого словечка.
- Тогда какого черта ты их продаешь?
- Понятия не имею, - ответил я, и это была святая правда.
- Ох, Ларри, кончай скрытничать, - попросил он.
Он знал, что обычно я веду игру очень рационально и расчетливо. А тут я вдруг на бычьем
рынке продал тысячу акций Тихоокеанской. Он предполагал, что должны быть убедительные
причины, чтобы продать такой большой пакет на фоне сильного рынка.
- Я действительно не знаю, - повторил я, - Просто почувствовал, что-то должно произойти.
- Что должно произойти?
- Я не знаю. Я действительно ничего такого не слышал. Знаю только, что хочу продать эти
акции. И пожалуй, продам-ка еще тысчонку.
Я вернулся в контору и отдал приказ о продаже еще одной тысячи этих акций. Если я был
прав, продав первую тысячу, то просто грех было бы этим и ограничиться.
- А что может произойти? - продолжал настаивать мой приятель, который никак не мог
смириться с тем, что не понимает моих действий. Если бы я сказал ему, что, по слухам, эти
акции должны пойти вниз, он бы их тут же продал, даже не спросив, кто источник или почему
вдруг вниз. - Так что должно произойти? - не успокаивался он.
- Да миллион вещей может случиться. Я сам толком не знаю, что. У меня нет никаких
причин, и я не умею предсказывать судьбу, - отвечал я.
- Тогда ты сумасшедший, - сделал он вывод, - полный безумец! Продаешь такую кишку
акций и сам не знаешь, почему. Ты в самом деле не знаешь, почему ты их продаешь?
- Я на самом деле не знаю, почему решил их продать, - я начинал уставать от
препирательств. - Знаю только, что на меня нашло какое-то наитие. Просто захотел продать и
продал. - Тут беспокойство стало настолько сильным, что я быстро вернулся и продал еще одну
тысячу.
Для моего приятеля это было уже чересчур. Он крепко схватил меня за руку и сказал:
- Слушай, давай-ка двигать отсюда, пока ты не продал всю дорогу.
Но я уже продал достаточно, чтобы унять охватившую меня тревогу, так что охотно
последовал за ним, даже не дождавшись отчета о выполнении приказа. Если бы у меня были
веские причины так поступить, это была достаточно большая для меня линия - три тысячи
акций, а не имея вовсе никаких причин, да еще на фоне очень сильного рынка, не
выказывавшего ни малейших признаков спада, это был более чем достаточный риск.
Поддерживало меня только воспоминание, что в прежние разы, когда мне вот так же хотелось
продать и я удержался, то потом об этом жалел: я рассказывал приятелям о своих наитиях, и мне
было сказано, что это вовсе не вздор, а работа подсознания, моего творческого ума. Этот тайный
ум подталкивает художников делать всякие вещи, и они потом сами не знают, как до этого
додумались. Может быть, у меня в голове застряла масса всякой незначительной мелочи, и когда
ее скопилось много, то сработал кумулятивный эффект. Может быть, зацикленность моего
приятеля на своей бычьей игре возбудила во мне дух противоречия, и тут под руку попалась
Тихоокеанская дорога, которую тогда все усиленно расхваливали. Я не знаю, откуда и почему
приходят эти предчувствия или озарения. Я знаю только, что вышел из конторы братьев Хардинг
в Атлантик-Сити, продав на растущем рынке без покрытия три тысячи, акций Тихоокеанской
железной дороги, и почувствовал себя наконец успокоившимся .
Мне было интересно, какую цену они взяли за последние две тысячи акций, и после ленча
мы вернулись в контору. Там меня встретила радостная картина: рынок в целом оставался
сильным, а мои акции пошли в рост.