сколько у них свободных денег, и те, кто может давать ссуды, отсылают их на биржу. Этими
банковскими деньгами управляли несколько брокеров, главным занятием которых было
предоставление срочных ссуд. Каждый полдень вывешивались ставки процента, по которым
можно было обновить ссуды. Обычно это был довольно умеренный средний процент на текущий
период. Как правило, процент определялся по соотношению спроса и предложения, так что
каждый мог знать, что происходит. Между двенадцатью и двумя часами дня сделок на деньги
обычно почти не проводили, но после момента поставки - обычно в два пятнадцать - брокеры
уже точно знали свою ситуацию с деньгами на сегодня и могли отправиться к денежной стойке
и либо дать свободные деньги взаймы, либо занять необходимые суммы. Все это также делалось
в открытую.
Итак, в начале октября брокер, о котором я рассказываю, приходит ко мне и жалуется, что
теперь у брокеров есть свободные деньги для ссуд, но они не идут к денежной стойке. Причина в
том, что члены нескольких известных комиссионных домов прямо дежурят здесь и готовы
сцапать любые приносимые деньги. Понятно, что ни один человек, публично заявивший о
готовности дать взаймы, не может отказать этим фирмам в ссуде. Они платежеспособны, и у них
хорошее обеспечение. Но беда в том, что, как только эти фирмы получали займы до
востребования, кредиторы уже не могли вернуть свои деньги назад. Им просто говорили, что
сейчас вернуть долг не могут, и кредитору приходилось волей-неволей продлять кредит. Так что
все биржевые фирмы, у которых были свободные деньги, теперь посылали своих людей не к
денежному посту, а в обход по залу, и те шепотом опрашивали приятелей: в Хочешь сотню?»,
что означало: «Хочешь взаймы сто тысяч долларов?» Денежные брокеры, которые оперировали
с деньгами банков, стали действовать точно так же, и денежная стойка стала очень унылым
зрелищем. Попробуйте себе представить!
Еще он рассказал мне, что в эти октябрьские дни на бирже установился новый этикет -
заемщики сами устанавливают ставку процента. Тогда ставка колебалась от ста до ста
пятидесяти процентов годовых. Думаю, что, давая заемщику самому выбрать величину процента,
кредитор каким-то странным образом в мень шей степени чувствовал себя ростовщиком. Но при
этом, будьте уверены, он получал не меньше других. Заемщику, натурально, и в голову не
приходило не заплатить этот высокий процент. Он играл честно и платил столько же, сколько и
другие. Ему были нужны деньги, и он был счастлив их получить.
Дела шли все хуже и хуже. Наконец настал ужасный судный день для быков, для
оптимистов и рассчитывающих на авось и для этих бесчисленных орд, которые пережили ужас
малых потерь в начале кризиса, а теперь им предстояла полная ампутация - и без анестезии.
Этот день я не забуду никогда - 24 октября 1907 года.
Уже в начале дня стало ясно, что заемщикам придется платить за ссуды столько, сколько
пожелают получить кредиторы. Денег на всех не хватит. В этот день на бирже толпа желающих
взять ссуду была намного больше обычного. Когда в начале третьего пришел час поставки,
вокруг денежной стойки собрались сотни брокеров, и каждый надеялся занять деньги, крайне
нужные его фирме. Если денег не будет, им придется распродавать те акции, которые они
внесли в качестве маржи, причем продавать по любой цене, которую им предложит рынок, на
котором покупатели стали такой же редкостью, как и деньги, а долларов просто не было.
Партнер моего приятеля, так же как и я, играл на понижение, поэтому у фирмы не было
нужды в заемных средствах, но мой приятель, о котором я уже упоминал выше, насмотревшись
на жуткое зрелище озверевших брокеров в зале биржи, зашел ко мне. Он знал, что я продаю
буквально весь рынок и на большие суммы.
Он сказал:
- Боже мой, Ларри! Я не знаю, что со всеми будет. Никогда не видел ничего похожего. Так
длиться не может. Что-то должно произойти. Все выглядит так, как будто все уже разорены.
Акции продать невозможно, потому что денег ни у кого нет.