снаряжение для всей кампании по сбиванию котировок.
Но вернемся к моим делам. Закрыв операции с зерном, я отправился на юг на собственной
яхте. Я курсировал вдоль побережья Флориды и наслаждался покоем и рыбалкой. Рыбалка была
великолепна. Да и все было очаровательно. Я ни о чем не заботился, да и не хотел никаких
забот.
Но как-то я высадился на Палм-Бич и встретил там множество приятелей из Нью-Йорка.
Все судачили о самом колоритном хлопковом спекулянте того времени. Из Нью-Йорка
сообщили, что Перси Томас потерял все до последнего цента. Речь не шла о формальном
банкротстве. Это были просто слухи о втором Ватерлоо, постигшем самого знаменитого
спекулянта хлопкового рынка.
Я всегда с большим уважением относился этому человеку. Впервые я узнал о нем из газет,
когда один из партнеров биржевого дома «Шелдон и Томас», Томас, неудачно попытался
подмять под себя рынок хлопка и дом рухнул. Шелдон, который не обладал отважным азартом
своего партнера, струхнул прямо на пороге успеха. По крайней мере так об этом говорили на
Уолл-стрит в то время. Во всяком случае, вместо того чтобы сорвать большой куш, они
потерпели сенсационный крах. Я уж не помню, сколько там было миллионов. Фирма
развалилась, и Томас начал работать в одиночку. Он посвятил себя исключительно хлопку и
довольно скоро уже опять стоял на ногах. Он выплатил все долги, включая проценты, хотя по
закону мог этого и не делать, и после этого у него остался еще миллион долларов. Его
возвращение на рынок хлопка было на свой манер не менее замечательно, чем знаменитый
биржевой подвиг дьякона С. В. Уайта, который за год заплатил по долгам миллион долларов.
Мужество и находчивость Томаса заслужили мое немедленное восхищение.
На Палм-Бич все только и говорили что о провале Томаса в сделке с мартовским хлопком.
Каждый знает, как расходятся сплетни: путаница, преувеличения и красочные подробности
разрастаются как снежный ком. Мне случилось наблюдать, как слухи обо мне самом разрослись
и исказились настолько, что их автор уже через сутки не смог признать свое детище, обросшее
колоритными и пикантными деталями.
Толки о последней неудаче Перси Томаса развернули мой ум от рыбалки к хлопку. Я добыл
подборки отраслевых обзоров и начал их изучать. Вернувшись в Нью-Йорк, я целиком отдался
изучению этого рынка. Все были настроены по-медвежьи, и каждый продавал июльский хлопок.
Вы знаете, каковы люди. Думаю, все дело в заразительности примера, и каждый начинает
подражать тем, кто вокруг, и все делают одно и то же. Наверное, это разновидность стадного
инстинкта. Как бы то ни было, сотни торговцев считали, что продавать июльский хлопок - дело
разумное и полезное, а к тому же и надежное. Когда все сразу продают, это даже нельзя назвать
безрассудством - слишком осторожное определение. Торговцы просто видели только одну
сторону рынка и очень привлекательную прибыль. Они явно не ожидали крушения цен.
А я все это, естественно, видел, и меня поразило, что все мужики продавали без покрытия, а
времени на то, чтобы закрыть свои сделки, у них почти не было. Чем глубже я влезал в
ситуацию, тем яснее видел все это, и наконец я решил, что стоит заняться скупкой июльского
хлопка. Я принялся за дело и быстренько скупил сто тысяч кип. Это было нетрудно, потому что
продавцов было очень много. Временами мне казалось, что я могу без всякого риска назначить
премию тому, кто мне покажет хотя бы одного торговца, живого или мертвого, который бы не
продавал этот чертов июльский хлопок. И я был уверен, что никто за этим миллионом не явится.
Нужно сказать, что все это происходило в последних числах мая. Я продолжал покупать, а
они мне продавали, и так до тех пор, пока я не подобрал все ходившие на рынке предложения о
продаже и не стал владельцем ста двадцати тысяч кип хлопка. Через несколько дней после того,
как я купил последний контракт, хлопок начал расти в цене. И должен особо отметить, рынок
был невероятно мил со мной - хлопок шел вверх со скоростью сорок-пятьдесят пунктов в день.
В субботу, дней через десять после начала операции, рост цен начал замирать. Я не уверен,