как если бы ждал чего-то определенного. Поэтому я заорал на него:
- Эй, Том, какого дьявола ты ждешь? Поставь цену на этих квитанциях - сто три! И поживее!
Все, кто был в помещении, повернулись на мои крики и начали выяснять, что случилось,
потому что, видите ли, «Космополитен» никогда не мошенничала, слухов о ней никаких не
было, но всегда есть опасность, как в банке, что публика начнет изымать свои деньги у
брокеров. Если один из клиентов заподозрил что-то неладное, остальные начнут ему подражать.
Поэтому Том угрюмо взглянул на меня, но взялся за дело, поставил на квитанциях: «Закрыто по
103» - и выложил все семь передо мной. У него было определенно кислое лицо.
От конторки Тома до будки кассира было, скажем, не более трех метров. Но я еще не успел
добраться до кассы, чтобы получить свои деньги, когда от телеграфного аппарата послышался
взволнованный вопль Дейва Уимена:
- Черт возьми! Сахарные - сто восемь!
Но было уже поздно; я рассмеялся и крикнул Тому:
- В этот раз трюк не удался, старина?
Кто-то, естественно, потрудился, чтобы поднять цену. Мы с Генри Уильямсом продавали
без покрытия шесть тысяч акций. В конторе лежала маржа моя и Генри, а может, и еще чья-
нибудь, так что в офисе, вполне возможно, были выставлены на продажу без покрытия восемь
или десять тысяч сахарных акций. Маржа по ним могла составлять около двадцати тысяч
долларов. Этого достаточно, чтобы заплатить конторе, чтобы та сыграла в наперсток на Нью-
Йоркской фондовой бирже и обобрала нас дочиста. В те времена было обычным, что, когда
брокерская контора обнаруживала, что слишком многие из ее клиентов играют на повышение
каких-либо акций, она платила кому-нибудь, чтобы тот добился достаточно сильного снижения
котировок на эти акции и помог им обуть клиентов. Сама контора при этом теряла по дюжине
пунктов на нескольких сотнях акций, но при этом она делала тысячи долларов.
Именно это сделала «Космополитен», чтобы достать меня, Генри Уильямса и всех
остальных, кто играл на понижение сахарных акций. Их брокеры в Нью-Йорке подняли цену до
108. После этого цена, естественно, сразу упала, но Генри и многие другие остались без денег.
Если в те времена на бирже происходил необъяснимый скачок цен, сразу вслед за которым они
опять выравнивались, газеты писали, что это «работа игорных домов».
А самым забавным было то, что не прошло и десяти дней после того, как эти ребята
попытались меня выпотрошить, как нью-йоркский делец выставил их самих больше чем на
семьдесят тысяч долларов. Этот человек, который в то время был членом Нью-Йоркской
фондовой биржи и одним из сильных людей этого рынка, во время биржевой паники 1896 года
(известной как «Бриановская») прославился своей игрой на понижение. Он постоянно боролся с
теми правилами биржи, которые мешали ему достигать своего за счет коллег. Однажды он
сообразил, что ни биржа, ни власти не станут возражать, если он вытрясет из провинциальных
игорных домов часть их неправедно нажитого богатства. В истории, о которой я рассказываю,
он послал тридцать пять человек под видом клиентов. Они разместились в главных офисах
крупнейших брокерских контор. В определенный день и час каждый из них скупил некие акции
в таком количестве, какое ему позволили управляющие. Им было предписано выходить из игры
при определенной котировке. Сам он нашептал своим дружкам, что эти акции должны пойти
вверх, а затем отправился на биржу и начал играть на повышение, в чем приняли участие многие
брокеры, потому что они уважали его репутацию. Если выбрать правильные акции, то совсем не
трудно поднять их котировку на три или четыре пункта. Одновременно то же самое начали
делать его агенты в провинциальных конторах.
Приятель рассказывал мне, что этот предприимчивый спекулянт снял семьдесят тысяч
долларов чистыми, а его агенты сумели возместить собственные расходы и получить доход. Он
несколько раз играл в такую игру в разных частях страны и умудрился наказать крупнейшие
брокерские конторы в Нью-Йорке, Бостоне, Филадельфии, Чикаго, Цинциннати и Сент-Луисе.