усложняется. Жертвоприношения Авеля удовлетворяют Бога, а
жертвоприношения Каина – нет. Авель многократно вознагражден, а
Каин нет. Не совсем понятно почему, хотя текст активно намекает на
то, что Каин просто приносил жертвы без души. Может, качество его
даров было низким. Может, его дух был завистлив. А может, Бог был
раздосадован по каким-то одному Ему ведомым причинам. Все это
вполне реалистично, включая неопределенность объяснений. Не все
жертвы одинаковы по качеству. Больше того, зачастую жертвы,
которые кажутся более качественными, не вознаграждаются лучшим
будущим, и непонятно почему. Почему Бог недоволен? Что должно
измениться, чтобы Он был удовлетворен? Это трудные вопросы, и все
их задают, постоянно, даже если сами того не замечают. Задавать
такие вопросы – все равно что думать.
Осознание того, что удовольствие можно с пользой для себя
предвосхитить, пришло к нам с большим трудом. Оно абсолютно
противоположно нашим древним, фундаментальным животным
инстинктам, которые требуют немедленного удовлетворения,
особенно в условиях депривации, неизбежной и привычной. На этом
сложности не заканчиваются: откладывание удовольствия полезно,
только когда цивилизация достаточно себя стабилизирует, чтобы
гарантировать отложенное вознаграждение в будущем. Если все, что
вы сохраняете, будет разрушено или украдено, нет смысла сохранять.
Вот почему волк пожирает 9 килограммов сырого мяса за один
присест. Он не думает: «Боже, ненавижу кутить. Надо отложить
немного на следующую неделю». Так как же два этих невероятных и
вместе с тем необходимых достижения – откладывание и
стабилизация общества в будущем – смогли себя проявить?
Дело в прогрессивном развитии: от животного к человеку. Оно,
конечно, идет не безошибочно, но основным нашим целям служит.
Прежде всего, у нас избыток еды. Его обеспечивают огромные туши
мамонтов и других травоядных гигантов (мы съели много мамонтов.
Возможно, даже всех). Когда убито большое животное, остается кое-
что на потом. Сначала это обнаруживается случайно, но в конечном
счете пользу этого «на потом» начинают признавать. В то же время
развивается некоторое предварительное представление о
жертвоприношении: «Если я немножко оставлю на потом, даже если
мне хочется этого сейчас, я не буду голодным позже». Это
предварительное представление развивается до следующего уровня:
«Если я немножко оставлю на потом, и я сам, и те, о ком я забочусь, не
будут голодными». А потом еще до следующего: «Возможно, я не могу
съесть всего этого мамонта, но и хранить оставшееся долго тоже не
могу. Может, стоит скормить часть другим людям. Может, они это
запомнят и отдадут мне немного своего мамонта, когда у них он
будет, а у меня нет. Тогда у меня будет немного мамонта сейчас и еще
немного мамонта потом. Это хорошая сделка. И, может, те, с кем я
поделюсь, станут мне больше доверять. Может, после этого мы всегда
сможем сторговаться». Так «мамонт» становится «будущим
мамонтом», а «будущий мамонт» – «личной репутацией». Так
появился социальный контракт.