убедителен, удобен и в высшей степени практичен, по крайней мере
для сильных. Это значит, что революционная критика всего, что
ценили рабовладельческие общества, была необходима, чтобы эта
практичность хотя бы вызвала вопросы, а уж затем была прекращена.
Это касается и идеи о том, что могущественная власть и авторитет
делали рабовладельца благородным, и еще более основательной
идеи о том, что могущественная власть рабовладельца была
правомерной и даже добродетельной. Христианство четко
сформулировало удивительное утверждение, согласно которому
даже низшая личность имеет права, подлинные права, и суверен и
государство морально обязаны на фундаментальном уровне эти
права признать. Христианство открыто выдвинуло и еще более
непонятную
идею,
что
владение
человеком
разрушает
рабовладельца (а раньше это считалось признаком превосходства и
благородства) в той же степени или даже в большей, чем раба. Мы
даже не можем понять, насколько трудно схватить эту идею. Мы
забываем, что на протяжении всей человеческой истории очевидным
было противоположное. Мы думаем, что это желание поработить и
господствовать требует объяснения. И, между прочим, оно опять
возвращается.
Нельзя сказать, что у христианства не было своих проблем. Но
будет справедливо отметить, что это такие проблемы, которые
возникают, только когда в корне иной набор более серьезных
проблем уже решен. Общество, созданное христианством, было
гораздо менее варварским, чем языческое и даже римское, которому
оно пришло на смену. Христианское общество хотя бы признавало,
что скармливать рабов хищным львам ради развлечения народа
было неправильно, хоть многие другие варварские практики все еще
существовали. Оно возражало против детоубийства, проституции и
принципа «сильный значит правый». Оно настаивало, что женщины
так же ценны, как мужчины (хотя мы до сих пор работаем над тем,
чтобы выразить это утверждение политически). Оно требовало,
чтобы даже к врагам общества относились как к людям. Наконец, оно
разделяло церковь и государство, и мирские правители не могли
больше требовать почитания, ссылаясь на богов. Все это казалось
невозможным. Но оно случилось.
Как бы то ни было, по мере свершения христианской революции
невозможные проблемы, которые она разрешила, исчезли из вида.
Так обычно и происходит с проблемами, которые решены. А после
того как решение найдено, даже сам факт того, что эти проблемы
вообще существовали, тоже исчез из вида. Только при таких
условиях проблемы, менее податливые к быстрому решению с
помощью христианской доктрины, могли занять центральное место в
сознании Запада и, к примеру, мотивировать развитие науки,