мешает ее реализации, и упрощает все остальное до
иррелевантности. Идея очерчивает фигуру. Идея – это личность, а не
факт. Когда она проявляет себя внутри личности, она весьма
склонна сделать из этой личности свой аватар: принудить личность
выразить ее. Иногда этот импульс, это овладение, может быть
настолько сильным, что человек скорее умрет сам, чем позволит
погибнуть идее. В общем и целом, это плохое решение, учитывая, что
зачастую сама идея должна умереть, а человек может перестать быть
ее аватаром, изменить свой путь и продолжить идти. Если
использовать драматичную концептуализацию наших предков,
наиболее фундаментальные убеждения должны умереть – должны
быть принесены в жертву, – когда отношения с Богом прерваны,
например, когда чрезмерное, невыносимое страдание указывает на
необходимость перемен. Это не говоря о том, что будущее можно
сделать лучше, если принести надлежащие жертвы в настоящем. Ни
одно другое животное до этого не додумалось, да и нам
потребовались на это сотни тысяч лет. Понадобились еще целые эры
наблюдений и поклонения героям, а затем тысячелетия
исследований, чтобы идея выкристаллизовалась в историю. Затем
потребовались дополнительные огромные временные отрезки,
чтобы оценить эту историю, принять ее, чтобы теперь мы просто
могли сказать: «Если вы дисциплинированны и в вашем приоритете в
первую очередь будущее, а затем настоящее, вы можете изменить
структуру реальности в свою пользу».
Но как это лучше сделать?
В 1984 году я начал тот же путь, что и Декарт. В то время я не знал,
что это тот же путь, и я не претендую, что сам сродни Декарту,
которого по праву называют одним из величайших философов всех
времен. Но я действительно мучился от сомнений. Я перерос
поверхностное христианство своей юности, когда смог понять
основы теории Дарвина. После этого я не мог отличить базовые
элементы христианской веры от принятия желаемого за
действительное. Социализм, который вскоре стал меня привлекать в
качестве альтернативы, оказался столь же иллюзорным. Со временем
я стал понимать, благодаря великому Джорджу Оруэллу, что во
многом такое мышление находило мотивацию в ненависти к богатым,
а не в настоящем уважении к бедным. К тому же социалисты в
действительности были в большей степени капиталистами, чем сами
капиталисты. Они так же сильно верили в деньги. Они просто думали,
что если бы деньги были у других людей, проблемы, мучающие
человечество, исчезли бы. Но это попросту неправда. Существует
множество проблем, которые деньги не решают, и проблем, которые
деньги только усугубляют. Богатые люди все равно разводятся,
отдаляются от детей, страдают от экзистенциального страха, болеют
раком и деменцией и умирают в одиночестве, без любви.
Освобождаясь от проклятья денежной зависимости, богачи спускают
состояния в неистовстве наркотиков и пьянства. И скука тяжким
грузом лежит на людях, которым нечего делать.
В то же время меня мучил сам факт холодной войны. Я был ею