ему понять настолько прозрачно, насколько мог, как то, что он
рассказывает, напрямую воздействует по крайней мере на одного
человека – на меня. Мое внимание и честные ответы вовсе не
означали, что я оставался невозмутимым и тем более что я одобрял
его. Я говорил, когда он пугал меня (это случалось часто), говорил,
что его слова и поведение были неправильными, и что он мог
влипнуть в серьезные неприятности. Несмотря на это он
разговаривал со мной, потому что я слушал и отвечал честно, пусть
мои ответы и не были ободряющими. Он доверял мне, несмотря на
или, точнее, благодаря моим возражениям. Он был параноидальным,
но не тупым. Он знал, что его поведение социально неприемлемо. Он
знал, что любой обычный человек, скорее всего, ужаснется его
безумным фантазиям. Он доверял мне и говорил со мной, потому что
именно так я и реагировал. Невозможно было понять его без этого
доверия.
Его несчастья обычно начинались с бюрократических
учреждений, например с банка. Он приходил в организацию и
пытался выполнить какую-нибудь простую задачу – открыть счет,
заплатить или исправить какую-нибудь ошибку. Время от времени он
встречал недружелюбного служащего, которого рано или поздно
встречает всякий в подобных местах. Этот служащий не принимал
его документы или требовал информацию, на самом деле ненужную,
которую к тому же трудно предоставить. Предполагаю, что иногда
бюрократическая уклончивость была неизбежна, но порой она
бессмысленно усложнялась мелкими злоупотреблениями властью.
Мой клиент был очень чуток к подобным вещам. Он был одержим
честью. Она оказалась для него важнее, чем безопасность, свобода
или принадлежность к чему-либо. Следуя этой логике (а
параноидальные люди безупречно логичны), он никогда не мог
позволить себе быть никем униженным, оскорбленным или
подавленным, ни в коей мере.
Из-за сурового, негибкого отношения моего клиента его действия
уже несколько раз навлекали на него запретительные ордеры. Но
запретительные ордеры лучше всего воздействуют на тех, кто в них
на самом деле не нуждается. Он же просто говорил: «Я стану вашим
худшим кошмаром». Хотел бы я осмелиться выдать подобную фразу,
столкнувшись с бюрократическими препонами! Хотя лучше такие
ситуации просто отпускать. Но мой клиент действительно имел в
виду то, что говорил; иногда он и правда становился чьим-нибудь
кошмаром. Он был плохим парнем из «Старикам тут не место». Он
был человеком, которого вы встретили в неправильное время в
неправильном месте. Если вы с ним схлестнулись, даже случайно, он
преследовал вас, напоминал, что вы сделали не так, и выпивал из вас
все соки. Он был тем, кому нельзя лгать. Я говорил ему правду, и это
его охлаждало.
Мой арендодатель
Примерно в то же время у меня был арендодатель – главарь
местной байкерской банды. Мы с Тэмми жили по соседству с ним в
маленьком доме его родителей. У его подруги были шрамы от