родителя в терминальной стадии – может превратиться в нечто
ужасное, едва поддающееся описанию из-за неподобающих,
мелочных склок его взрослых детей. Одержимые неразрешенными
противоречиями прошлого, они, как вурдалаки, собираются вокруг
смертного одра, обращая трагедию в дьявольский фарс с трусостью и
обидой в главных ролях.
Неспособность сына самостоятельно преуспеть используется
матерью, склонной защищать свое дитя от любого разочарования и
боли. Он никогда ее не покидает, и она никогда не будет одинока. Это
злой заговор, который развивается медленно, как патология,
проявляется в тысячах многозначительных подмигиваний и кивков.
Она разыгрывает мученицу, обреченную поддерживать своего сына,
и, как вампир, получает питательную симпатию от сочувствующих
друзей. Он тяготится судьбой, воображая, что его подавляют, с
наслаждением фантазирует о том, какой хаос мог бы посеять в мире,
что отвергает его за трусость, неловкость и нерешительность. И
иногда он сеет этот хаос. И все спрашивают: «Почему?» Они могли бы
узнать ответ, но отказываются.
Даже хорошо проживаемые жизни могут быть искалечены,
изранены и искажены болезнью, немощью и неконтролируемой
катастрофой. Депрессия, биполярное расстройство, шизофрения,
рак – все они включают биологические факторы за пределом
непосредственного личного контроля. Сложностей, свойственных
самой жизни, достаточно, чтобы ослабить и захлестнуть каждого из
нас, выталкивая нас за собственные границы, ломая нас в нашей
самой слабой точке. Даже наилучшим образом проживаемая жизнь
не гарантирует нам абсолютной защиты от уязвимости. Но у семьи,
которая ссорится на руинах разрушенного землетрясением дома,
гораздо меньше шансов снова построить дом, чем у семьи,
укрепленной взаимным доверием и преданностью. Любая
естественная слабость и любой экзистенциальный вызов (неважно,
насколько незначительный) могут быть усилены и доведены до
серьезного кризиса с помощью обмана – личного, семейного или
культурного.
Честный человеческий дух может постоянно терпеть неудачу в
попытках создать рай на земле. Но это позволяет уменьшить
страдание, свойственное Бытию, до терпимых пределов. Трагедия
Бытия – это следствие наших ограничений и уязвимости,
определяющих человеческий опыт. Возможно, это даже цена,
которую мы платим за само Бытие, поскольку существование должно
быть ограничено, чтобы вообще быть.
Я видел мужа, который честно и смело приспосабливался к тому,
что его жена входит в терминальную стадию деменции. Шаг за шагом
он делал нужные приготовления. Он принимал помощь, когда она
была ему нужна. Он отказывался отрицать печальные перемены и
таким образом элегантно адаптировался к ним. Я видел семью этой
женщины, члены которой объединились, поддерживая друг друга,
когда она умирала. Братья, сестры, внуки и отец обретали новые
связи друг с другом и считали это пусть частичной, но настоящей