превращаемся в фантастических созданий. Мы сидим в темноте
перед быстро мерцающими образами и становимся ведьмами,
супергероями, пришельцами, вампирами, львами, эльфами или
деревянными марионетками. Мы чувствуем все, что чувствуют они, и
странным образом счастливы платить за эту привилегию, даже если
испытываем печаль, страх и ужас.
Нечто подобное, только еще более экстремальное, происходит,
когда мы идентифицируем себя не с героем некой драмы, а с целой
группой, участвующей в соревнованиях. Что случается, когда
любимая команда выигрывает или проигрывает важную игру со
своим заклятым конкурентом? Победный гол мгновенно, в
бесспорном унисоне поднимает на ноги целый стадион фанатов,
прежде чем они успеют подумать. Как будто их нервные системы
напрямую подключены к игре, которая разворачивается прямо
перед ними. Фанаты принимают победы и поражения команды на
свой счет, носят одежду с изображением своих героев, зачастую
отмечают их победы и поражения больше, чем любое событие,
которое «действительно» происходит в их собственной
повседневной жизни. Эта идентификация проявляет себя глубоко,
даже на биохимическом и неврологическом уровне. К примеру, у
фанатов, «участвующих» в соревнованиях, то поднимается, то падает
уровень тестостерона в соответствии с заместительным опытом
побед и поражений, который они переживают162. Способность
идентификации проявляет себя на каждом уровне нашего Бытия.
В зависимости от уровня патриотизма наша страна может быть не
просто важна для нас. Это и есть мы. Мы можем даже пожертвовать
всем своим более маленьким личным «я» в битве, чтобы сохранить
неприкосновенность своей страны. На протяжении большей части
истории к такой готовности умереть относились как к чему-то
восхитительному и отважному, как к части человеческого долга.
Парадоксальным образом это следствие не нашей агрессии, а нашей
экстремальной
коммуникабельности
и
готовности
взаимодействовать. Если мы можем становиться не только собой, но
и нашими семьями, командами и странами, нам легко дается
взаимодействие, оно опирается на те же глубокие врожденные
механизмы, которые руководят нами (и другими созданиями), чтобы
мы могли защищать свои собственные тела.
Мир прост, только когда он работает
Очень сложно понять взаимосвязанный хаос реальности, просто
глядя на него. Необходимо очень сложное действие, которое требует
работы, возможно, половины нашего мозга. В реальном мире все
смещается и меняется. Каждая гипотетически самостоятельная вещь
состоит из более маленьких гипотетически самостоятельных вещей и
одновременно является частью более крупных гипотетически
самостоятельных вещей. Границы между уровнями и между самими
вещами на этих уровнях объективно не ясны и не самоочевидны. Они