позволить себе знать, чего вы хотите, скажем, от друга или
любовника. Тогда вы будете понимать точно и ясно, когда вы этого не
получаете, и вам будет больно, и боль будет острой и определенной.
Но благодаря этому вы кое-чему научитесь и будете использовать то,
чему научились, в будущем. А альтернатива той единичной острой
боли – унылое страдание длящейся безнадежности, смутное
ощущение провала, а также чувство, что время, драгоценное время,
утекает, как песок сквозь пальцы.
Зачем отказываться от определенности? Дело в том, что пока вы
не способны определить успех (тем самым делая его невозможным),
вы также отказываетесь определить для себя провал, так что когда
вы его испытаете, вы этого не заметите и не испытаете боль. Но это не
сработает! Вас нельзя так легко одурачить, если только вы не зашли
слишком далеко! Вы будете нести с собой постоянное чувство
разочарования в собственном Бытии и презрение к самому себе,
которое приходит вместе с растущей ненавистью к миру, который все
это порождает (или вырождает).
Должно быть, вновь готово откровенье
И близится Пришествие Второе.
Пришествие Второе! С этим словом
Из Мировой Души, Spiritus Mundi,
Всплывает образ: средь песков пустыни
Зверь с телом львиным., с ликом человечьим
И взором гневным и пустым, как солнце,
Влачится медленно, скребя когтями,
Под возмущенный крик песчаных соек.
Вновь тьма нисходит; но теперь я знаю,
Каким кошмарным скрипом колыбели
Разбужен мертвый сон тысячелетий,
И что за чудище, дождавшись часа,
Ползет, чтоб вновь родиться в Вифлееме.
Что, если та, кого предали, влекомая отчаянием, теперь полна
решимости встретиться со всей непоследовательностью прошлого,
настоящего и будущего? Что, если она решила разобраться в
беспорядке, чего избегала вплоть до настоящего момента, хотя
теперь становится все слабее и все растеряннее? Возможно, эта
попытка едва не убьет ее, но сейчас она стоит на пути худшем, чем
смерть. Чтобы вновь появиться, чтобы исчезнуть, чтобы возродиться,
она должна обдумать и сформулировать ту реальность, которую ей
было удобно, хоть и опасно, скрывать под завесой невежества и
притворного мира. Она должна отделить обособленные подробности
своей собственной катастрофы от общего невыносимого состояния
Бытия, в мире, где все развалилось. Все – это, конечно, слишком.
Развалились конкретные вещи, а не все; определенные убеждения
были ошибочными, определенные действия были ложными и
ненастоящими. Какими же они были? Как их теперь исправить? Как
ей самой стать лучше в будущем? Она никогда не ступит на твердую
почву, если откажется или не сможет все это выяснить. Она может
вновь собрать мир воедино с помощью некоторой точности мысли,