бессознательная, навсегда. Ариэль действительно не удается создать
союз с принцем Эриком, Урсула крадет ее душу и помещает в
огромную коллекцию ссохшихся и искаженных полусуществ,
надежно защищенных ее женскими милостями. Когда появляется
король Тритон и требует вернуть ему дочь, Урсула делает ему
ужасное предложение: он может занять место Ариэль. Конечно,
устранение Мудрого Короля (который, повторим еще раз, являет
собой доброжелательную сторону патриархата) было в коварных
планах Урсулы все это время. Ариэль на свободе, но Тритон теперь
низведен до жалкой тени своего прошлого «я». А еще важнее, что у
Урсулы теперь волшебный трезубец Тритона, источник его
богоподобной силы. К счастью для всех заинтересованных лиц,
кроме Урсулы, принц Эрик возвращается и отвлекает злую королеву
с помощью гарпуна. Это дает Ариэль возможность наброситься на
Урсулу, которая в ответ вырастает до чудовищных размеров – так же,
как и Малефисента, злая королева из «Спящей красавицы». Урсула
создает огромный шторм и поднимает целую флотилию затонувших
кораблей со дна океана. Когда она готовится убить Ариэль, Эрик
берет на себя руководство разрушенным кораблем и таранит ее
сломанным бушпритом. Тритон и другие пленные души
освобождены. Помолодевший Тритон превращает свою дочь в
человека, чтобы она могла остаться с Эриком.
Такие истории утверждают, что женщина, чтобы стать
совершенной,
должна
сформировать
взаимоотношение
с
маскулинным сознанием и противостоять ужасному миру (который
иногда проявляет себя изначально в форме слишком явно
присутствующей матери). Настоящий мужчина может ей помочь в
этом до определенной степени, но для всех заинтересованных лиц
лучше, чтобы никто не был слишком зависимым.
Однажды, когда я был ребенком, я играл на улице в софтбол с
друзьями. Команды были смешанными – мальчики и девочки. Мы
были достаточно большими, чтобы мальчики и девочки начали
проявлять друг к другу доселе незнакомый интерес. Статус
становился для нас все более актуальным и важным. Мой друг Джейк
и я были готовы разорвать друг друга на куски и толкались возле
зоны питчера, когда мимо нас проходила мама. Она была на
порядочной дистанции от нас, примерно в тридцати ярдах, но по
языку ее тела я немедленно понял, что она знает, что происходит.
Конечно, и другие дети ее тоже видели. Она шла как раз мимо нас.
Я знал, что это ее ранит. Часть ее была обеспокоена тем, что я приду
домой с разбитым носом и подбитым глазом. Ей было бы нетрудно
крикнуть: «Эй, дети, прекратите!» или даже подойти и вмешаться. Но
она этого не сделала. Через несколько лет, когда у меня были
подростковые проблемы с папой, мама сказала: «Если бы дома было
слишком хорошо, ты бы никогда отсюда не уехал». Моя мама –