которую жизнь вызывает, просто служит тому, чтобы сделать саму
жизнь хуже, невыносимо хуже. В этом нет настоящего протеста. В
этом нет добродетели, только желание породить страдание ради
страдания. Это самая суть зла. Люди, которые пришли к подобному
мышлению, находятся в шаге от того, чтобы нанести тотальное
увечье. Иногда им просто не хватает для этого инструментов. Иногда
у них, как у Сталина, палец на ядерной кнопке.
Но есть ли этому достойная альтернатива, учитывая очевидные
ужасы существования? Может ли само Бытие с его малярийными
комарами, детьми-солдатами и дегенеративными неврологическими
заболеваниями действительно быть оправдано? Не уверен, что мог
бы сформулировать надлежащие ответы на такие вопросы в XIX веке,
до того, как тоталитарные ужасы века XX свершились в отношении
миллионов людей. Я не знаю, возможно ли понять, почему такие
сомнения морально недопустимы без Холокоста, сталинских чисток
и катастрофического Большого скачка Мао215. И я также не думаю,
что возможно ответить на этот вопрос, думая. Думание неумолимо
ведет в пропасть. Оно не сработало для Толстого. Оно не могло
сработать даже для Ницще, а ведь вряд ли кто-то другой в истории
более ясно думал о подобных вещах.
Но если не на мысли можем положиться мы в тяжелейшей
ситуации, тогда что остается? В конце концов, мысль – высочайшее
человеческое достижение, разве не так? Возможно, нет. Нечто
заменяет мышление, несмотря на его поистине удивительную силу.
Когда существование являет себя как экзистенциально невыносимое,
мышление рушится изнутри. В таких ситуациях, на глубинном уровне,
фокус зависит от того, что мы замечаем, а не от того, что мы думаем.
Вероятно, для начала вы заметите следующее: когда вы кого-то
любите, это происходит не несмотря на его/ее ограничения, а
благодаря этим ограничениям. Конечно, это сложно. Вы не должны
любить все недостатки и не должны просто их принимать. Вы не
должны прекращать попытки сделать жизнь лучше и не должны
оставлять страдания как они есть. Но на пути к улучшению есть
границы, преступить которые мы можем захотеть, только если
пожертвуем самой своей человечностью. Конечно, легко сказать:
«Бытие требует ограничения» и идти себе дальше счастливо, пока
солнце светит, а у вашего отца нет болезни Альцгеймера, дети
здоровы и брак у вас счастливый. Но что, если дела плохи?
Боль и разрушение
Испытывая боль, Микейла много ночей не спала. Когда к ней
пришел дедушка, он дал ей несколько таблеток тайленола-3 с
кодеином, и она смогла уснуть. Но не надолго. Наш ревматолог,
которая умела выводить Микейлу в ремиссию, достигла предела
своей храбрости, когда столкнулась с болью нашего ребенка.
Однажды она прописала опиаты молодой девушке, и у той
выработалась зависимость. Наша врач поклялась никогда не делать
этого снова. Она спросила: «Вы пробовали ибупрофен?» Тогда
Микейла поняла, что доктора знают не все. Ибупрофен был для нее
все равно что крошка хлеба для голодающего.