опасны, когда приходят к власти, поскольку простой подход «Я все
знаю» не соответствует сложности существования. Хуже того, когда
их социальные изобретения не работают, идеологи обвиняют в этом
не самих себя, а всех, кто смотрит на мир через упрощения. Еще один
великий профессор Университета Торонто, Льюис Фойер, в своей
книге «Идеология и идеологи» (Ideology and the Ideologists)
рассматривает, как идеологии меняют религиозные сюжеты, место
которых они якобы заняли, уничтожая их повествовательное и
психологическое богатство. Коммунизм немало позаимствовал из
истории детей израилевых в Египте с порабощенным классом,
богатыми гонителями, лидером, подобным Ленину, который
отправляется за границу, живет среди поработителей, а затем ведет
порабощенных в землю обетованную (это утопия, диктатура
пролетариата).
Чтобы понять идеологию, Джордан много читал не только о
советских лагерях, но и о Холокосте и расцвете нацизма. Я еще
никогда не встречал человека, рожденного христианином, человека
моего поколения, которого так страшно мучило то, что случилось в
Европе с евреями, который так усердно работал, чтобы понять, как
такое могло произойти. Я тоже глубоко все это изучал. Мой
собственный отец выжил в Аушвице. Моя бабушка была в зрелом
возрасте, когда лицом к лицу встретилась с доктором Йозефом
Менгеле, нацистским врачом, который проводил невыразимо
жестокие эксперименты на своих жертвах. Она пережила Аушвиц, не
подчинившись его приказу встать в ряд с пожилыми, седыми и
слабыми, – вместо этого она просочилась в ряд, где стояли более
молодые люди. Она и во второй раз избежала газовой камеры,
обменяв еду на краску для волос, чтобы ее не убили за то, что она
выглядит слишком старой. Мой дедушка, ее муж, выжил в концлагере
Маутхаузен, но задохнулся от первого куска твердой пищи, которую
ему дали в день освобождения. Я рассказываю об этом, потому что
спустя годы после начала нашей с Джорданом дружбы, когда он
принял классическую либеральную позицию и выступил за свободу
слова, левые экстремисты обвинили его в том, что он правый
фанатик.
Позвольте мне сказать со всей сдержанностью, на какую я только
способен: в лучшем случае эти обвинители просто не проявили
должного внимания. Я же, напротив, проявил. С такой семейной
историей, как у меня, вырабатывается не то что радар, а целый
подводный
гидролокатор,
улавливающий
любые
сигналы
фанатичной приверженности правым взглядам. Что еще важнее, с
такой семейной историей учишься распознавать людей, обладающих
должным пониманием, инструментарием, волей и смелостью дать
отпор подобным взглядам. Джордан Питерсон – именно такой
человек.