навстречу тьме быстрым шагом, с высоко поднятой головой. Если бы
все ответы были известны заранее — смысл жизни, природа Бога,
судьба наших душ, — религия была бы не актом веры, не отважным
человеческим поступком, а всего лишь предусмотрительной
страховкой.
Но я не хочу страховать свою жизнь. Мне надоело быть
скептиком, меня раздражает прагматичный подход к религии, мне
скучно и утомительно вступать в эмпирические споры. Я не желаю
больше этого слышать. Мне наплевать на доказательства, улики, уверения. Я хочу познать Бога. Хочу, чтобы Бог наполнил мое
существо. Чтобы он проник в мою кровь, как солнечные лучи играючи
пронизывают водную гладь.
58
Мои молитвы стали более настойчивыми и конкретными. Я
поняла, что нет смысла обращаться ко вселенной вполсилы. Каждое
утро, прежде чем начать медитацию, я встаю на колени в храме и
говорю с Богом. В начале своего пребывания в ашраме во время
общения с Господом меня охватывало какое-то отупение. Избитые, непоследовательные, скучные, мои молитвы были похожи одна на
другую. Помнится, однажды утром, опустившись на колени и
уткнувшись лбом в пол, я пробормотала: «Ну… даже не знаю, что мне
нужно… Ты сам-то не догадываешься? Может, сделаешь хоть что-нибудь?»
То же самое я иногда говорю, когда прихожу в парикмахерскую.
Вы уж извините, но это никуда не годится. Что сделал бы Бог, услышав такую молитву? Недоуменно поднял бы бровь и послал такой
ответ: «Позовешь меня, когда будет действительно срочное дело!»
Естественно, Бог прекрасно знает, что мне нужно. Вопрос в том, знаю ли я. Бросаться в ноги Всемогущему в беспомощном отчаянии, конечно, можно — Бог свидетель, — я делала это не раз и не два. Но в
конце концов, если приложить самостоятельные усилия, можно
извлечь больше из опыта общения с Богом. Есть отличный
итальянский анекдот про бедняка, который каждый день ходил в
церковь и молился статуе великого святого, умоляя его: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, сделай так, чтобы я выиграл в лотерею». Это
продолжалось много месяцев, пока статуе наконец не надоело. Тогда
она ожила, взглянула на просящего сверху вниз и с отвращением
выпалила: «Сынок, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… купи
билет».
Молитва — это двусторонние отношения, половину работы
должна выполнять я. Допустим, я хочу изменений, но при этом ленюсь
даже сформулировать, к чему, собственно, стремлюсь, — так каким
образом эти изменения осуществятся? Половина пользы от молитвы
заключается в самом обращении, в четко высказанном и обдуманном
намерении. Если оно отсутствует, то все мольбы и желания не имеют
стержня, они слабы и инертны, так и будут клубиться у ног
промозглым туманом, не поднимаясь наверх. Поэтому теперь каждое
утро я нахожу время и ищу в себе что-то определенное, о чем мне
искренне хочется попросить. Прислонившись лбом к холодному
мраморному полу, я стою на коленях в храме так долго, как
потребуется, чтобы сформулировать настоящую молитву. Если мне
кажется, что мои чувства неискренни, я задерживаюсь в храме
подольше. И то, что годилось вчера, не всегда годится сегодня: молитвы тоже становятся истертыми и монотонными, скучными и
рутинными, если позволить вниманию бездействовать. Я же стараюсь
всегда быть начеку и тем самым беру на себя ответственность за
поддержание собственного внутреннего состояния.