«Так значит, вот Ты какой, Бог, — подумала я. — Что ж, карашо
пожаловать.»
То место, где я находилось, нельзя описать как принадлежащее
этому миру. Оно не было ни темным, ни светлым, ни большим, ни
маленьким. Это вообще было не место, и я там, по сути, не
находилась, и «я» вообще была не я. Мои мысли по-прежнему были
при мне, но они притихли, усмирели и носили чисто наблюдательный
характер. Я ощутила не только непоколебимое чувство сопричастности
и единства со всем и всеми окружающими, но и смутное и
удивительное для меня чувство непонимания — как это люди вообще
могут ощущать себя иначе? У меня также вызвали легкое недоумение
мои прежние представления о том, кто я и кем являюсь. Я, женщина, американка, общительный человек, писательница, — все это казалось
таким крохотным и… неактуальным. Как можно загонять себя в
крошечную коробочку собственной личности, когда ощущаешь свою
бесконечность?
Я спросила себя: зачем было гоняться за счастьем всю жизнь, когда оно все время было рядом?
Не знаю, как долго я витала в волшебном поднебесье, ощущая
единство со всей Вселенной, прежде чем у меня не возникла внезапная
и требовательная мысль: «Я хочу, чтобы это чувство длилось вечно!»
Вот тогда меня и вытолкнули из тоннеля. Всего двух коротких слов —
я хочу! — было достаточно, чтобы начать спуск обратно на землю. И
тут мой ум запротестовал — нет! Не хочу отсюда уходить! — и я
полетела вниз.
Хочу!
Не хочу!
Хочу!
Не хочу!
С каждым повторением этих отчаянных мыслей я падала все ниже
и ниже сквозь слои иллюзий, как персонаж комедии, упавший с крыши
и проломивший по пути с десяток козырьков. Возвращение моих
бессмысленных желаний означало путь назад, в мой маленький мирок, к моей земной ограниченности, скупой истории моей жизни, уместившейся на одной страничке. Я наблюдала, как ко мне
возвращается мое Я, и это было похоже на постепенно проявляющийся
полароидный снимок, с каждой секундой становящийся четче и четче: вот лицо, вот морщины вокруг губ, вот брови — вот и все, конец, мой
привычный прежний облик Меня пробила паническая дрожь, легкий
болевой укол от утраты моего божественного опыта. Но вместе с
паникой я ощутила и присутствие наблюдателя, мудрой и
повзрослевшей себя, которая лишь покачала головой и улыбнулась.
Эта мудрая я понимала, что если я смогла поверить, что блаженство
можно у меня отнять, то еще ничего не постигла. И потому не готова
навсегда поселиться в этом состоянии. Мне предстоит больше учиться.
И когда я это осознала, Бог отпустил меня, позволил проскользнуть
сквозь пальцы, сообщив последнюю, щедрую и невыразимую истину: Ты вернешься сюда тогда, когда полностью осознаешь, что всегда
находишься здесь.
68
Два дня спустя ритрит закончился, и ученики нарушили
молчание. Меня чуть не задушили в объятиях, осыпав
благодарностями за мою помощь.
— Да что вы, это вам спасибо, — повторяла я, недовольная
ограниченностью этих слов и невозможностью выразить бесконечную