Их отчаянный пикет
Испугал даже Национальную гвардию.
Мой путь исхожен вдоль и поперек еще до меня, И сделал это
Маленький смуглый человечек, которого я никогда не знала.
Он преследовал Бога по всей Индии, по щиколотку в грязи, Босой, голодный, больной малярией и истекающий кровью.
Он спал на порогах домов, под мостами, бродяга, Странствующий в поисках дома.
А теперь преследует и меня, допытываясь:
«Ты еще не поняла, Лиз?
Что это значит — странствовать? И что за дом ты ищешь?»
Второе
Ну что ж,
Если б можно было надеть брюки,
Сделанные из свежескошенной травы, что здесь растет, Я бы это сделала.
Если бы можно было расцеловать
Все до единого эвкалиптовые деревья в роще Ганеши, Клянусь — я бы это сделала.
Я истекала росой вместо пота,
Трудилась без устали,
И терлась подбородком о древесный ствол,
Приняв его за ногу своего учителя.
А мне все мало.
Если бы можно было отведать земли из этого места, Поданной на подушке из птичьих гнезд,
Я бы съела только половину,
А на том, что осталось, проспала всю ночь.
КНИГА ТРЕТЬЯ
Индонезия
или
«У меня даже в штанах все по-
другому»,
или
36 историй о поиске гармонии
73
Мой приезд на Бали явился прямо-таки вершиной моей
безалаберности. За всю историю моих незапланированных
путешествий это — самое непутевое. Я не знаю, где буду жить, не
знаю, чем буду заниматься, какой обменный курс, как поймать такси в
аэропорту, — не знаю даже, какой адрес сказать таксисту. Никто не
ждет моего приезда. В Индонезии у меня нет друзей — нет даже
друзей друзей. Ну а тех, кто путешествует с устаревшим
путеводителем (даже не заглянув в него, кстати), ждет еще одна
проблема: оказывается, в Индонезии нельзя пробыть четыре месяца, как бы мне того ни хотелось. Я выясняю это лишь при въезде в страну.
Мне полагается туристическая виза на один месяц, и не больше. Как
же мне в голову не пришло, что индонезийское правительство может и
не обрадоваться моему пребыванию в стране, сколько моей душе
угодно!
И вот любезный иммиграционный служащий ставит мне в
паспорт штампик, позволяющий пробыть на Бали тридцать дней, и ни
днем больше, а я в самой что ни на есть дружелюбной манере
интересуюсь, нельзя ли подольше остаться.
— Нет, — отвечает он тоже в самой что ни на есть дружелюбной