все истории об отчаянной любви. Все начинается, когда предмет
обожания дарит тебе головокружительную, галлюциногенную дозу
чувства, о котором ты не смела и помышлять, — это может быть, к
примеру, эмоциональный коктейль из неземной любви и
ошеломляющего восторга. Вскоре без интенсивного внимания уже не
обойтись, и тяга превращается в голодную одержимость наркомана.
Когда наркотик отнимают, человек заболевает, сходит с ума, испытывает эмоциональное опустошение (не говоря уж о ненависти к
дилеру, который подсадил тебя на эту дрянь, а теперь отказывается
давать ее бесплатно, хотя ты точно знаешь, что она спрятана где-то
рядом, ведь раньше тебе ее давали просто так). Следующий этап: ты
сидишь в углу, исхудав и дрожа, готов продать душу и ограбить
соседей, лишь бы еще раз испытать тот кайф. Тем временем предмет
обожания начинает испытывать к тебе отвращение. Он смотрит на тебя
так, будто видит в первый раз, — этот взгляд уж никак не может быть
обращен к той, к кому он когда-то питал возвышенные чувства. И
самое смешное, разве он в этом виноват? Посмотри на себя. Ты
превратилась в жалкую развалину, саму себя не узнать.
Вот и все. Последняя стадия отчаянной любви — полная и
жестокая деградация собственного Я.
То, что сейчас я так спокойно об этом пишу, еще раз доказывает, что время лечит. Когда все это происходило, я была отнюдь не так
спокойна. Потерять Дэвида сразу после того, как развалился мой брак
и террористы напали на мой город, как раз в то самое время, когда
бракоразводный процесс принял самый мерзкий оборот (мой друг
Брайан как-то сказал, что мой развод был похож на «ужасную
автомобильную аварию, которая происходила каждый день в течение
двух лет»)… все это было слишком.
Днем нам с Дэвидом по-прежнему было весело и хорошо вместе, но по ночам я казалась себе единственной выжившей после ядерной
зимы. Он отодвигался от меня — в прямом смысле, и с каждым днем
все сильнее, как будто я была заразная. Я боялась ложиться спать, как
заключенный боится спускаться в камеру пыток. Рядом со спящим
Дэвидом, таким прекрасным и недоступным, меня затягивал водоворот
панического страха одиночества. В моем воображении рисовались
мельчайшие подробности собственного самоубийства. Каждая
клеточка тела причиняла боль. Я казалась себе примитивным
пружинным механизмом, который поместили под гораздо большее
давление, чем он способен выдержать, и который вот-вот взорвется, уничтожив все вокруг. Я представляла, как руки и ноги отскакивают
прочь от тела, чтобы быть подальше от вулкана безрадостности, в
который я превратилась. По утрам Дэвид находил меня на полу рядом
с кроватью: я тревожно спала, свернувшись на груде полотенец, как
бездомная собака.
«Ну что еще?» — обычно спрашивал он с видом человека, которого окончательно достали.
За это время я похудела килограммов на пятнадцать.
6
Ho все же в те несколько лет со мной происходило не только
плохое…
Известно, что Бог никогда не захлопывает дверь у тебя перед
носом, не открыв при этом коробку шоколадных конфет (или как там в
пословице[3]), поэтому на общем депрессивном фоне были и
радостные события. Во-первых, я наконец начала учить итальянский.