песенки.
Но в тысяча девятьсот двадцатых и тридцатых годах, когда Бали
открыла для себя европейская элита, кровавое прошлое замяли, а
новоприбывшие пришли к единому мнению, что это и есть «остров
небожителей», где каждый — художник, а люди пребывают в
состоянии ничем не омраченной нирваны. Такая картина Бали —
остров-мечта — надолго засела в умах людей; большинство
приезжающих (и я в том числе, в свой первый приезд) по-прежнему
поддерживают этот стереотип. Посетив Бали в тридцатых годах, немецкий фотограф Герман Краузер писал: «Я рассердился на Бога за
то, что не родился балинезийцем». Привлеченные рассказами о
неземной красоте и покое, на остров стали приезжать знаменитости —
художники (Вальтер Шпис[39]), писатели (Ноэль Кауард[40]), танцоры
(Клер Хольт[41]), актеры (Чарли Чаплин), исследователи (Маргарет
Мед). Последняя, несмотря на обилие вокруг женщин с обнаженной
грудью, сумела проницательно увидеть балинезийскую цивилизацию
такой, какой она и является, а именно обществом, по консервативности
сравнимым с Англией викторианской эпохи: «Ни капли свободной
сексуальности во всей культуре».
Славные деньки закончились в сороковых годах, с началом
мировой войны. Индонезию оккупировала Япония, и экспаты, блаженствующие в садах Бали в компании смазливых мальчиков из
прислуги, были вынуждены спасаться бегством. Рознь и насилие
процветали на Бали, как и на остальном архипелаге, и к пятидесятым
годам, рискни европеец показаться на острове, ему было бы нелишним
спать с пистолетом под подушкой (сведения из исследования «Бали: придуманный рай»). В шестидесятых в ходе борьбы за власть вся
Индонезия превратилась в поле боя между националистами и
коммунистами. После попытки переворота в Джакарте в тысяча
девятьсот шестьдесят пятом году на Бали прислали отряд солдат
армии националистов, у которых был список с именем каждого
подозреваемого в симпатии к коммунизму на острове. В течение
примерно одной недели, всячески поддерживаемые местными
полицейскими и поселковыми властями, националисты методично
перебили часть населения каждой деревни. По окончании резни
живописные реки острова чуть не вышли из берегов под весом ста
тысяч сброшенных в них трупов.
Возрождение мечты о пресловутом рае пришлось на конец
шестидесятых, когда правительство Индонезии решило заново
позиционировать Бали на международном туристическом рынке как
«остров небожителей» и запустило массивную и успешную
маркетинговую кампанию. Туристы, которых заманили на Бали на этот
раз, были с интеллектуальными претензиями (Бали все-таки не Форт-Лодердейл[42]) и интересовались роскошным художественным и
религиозным наследием балинезийской культуры. На мрачные
страницы истории предпочли не обращать внимания. И не обращают
до сих пор.
Прочитав обо всем об этом в течение нескольких дней, проведенных в местной библиотеке, я прихожу в некое
замешательство. Ведь если подумать: зачем я, собственно, приехала на
Бали? Чтобы найти баланс между мирскими наслаждениями и
духовной дисциплиной. Но является ли Бали подходящим местом для
поиска? Действительно ли жители острова существуют в мирной
гармонии и правда ли, что в этом им нет равных во всем остальном