всерьез и ответила:
— Я всегда старалась выглядеть красиво и женственно, даже в
зоне боевых действий и лагерях беженцев в Центральной Америке.
Даже в период ужасных трагедий и кризиса нет причин усугублять
страдания других людей своим несчастным видом. Это моя
философия. Поэтому я всегда красилась и надевала украшения, отправляясь в джунгли — не при полном параде, конечно, так, скромный золотой браслетик, сережки, немного помады, хорошие
духи. Чтобы было понятно, что я не потеряла уважение к себе.
Армения чем-то напомнила мне британских путешественниц
викторианской эпохи: они твердили, что Африка — не оправдание
щеголять нарядами, которые считалась бы неподобающими в
лондонских гостиных. Армения похожа на бабочку. Хоть она не могла
задержаться у Вайан надолго из-за работы, это не помешало ей
пригласить меня на вечеринку. У нее есть один знакомый, бразилец, живущий в Убуде, и сегодня вечером он устраивает тематический
праздник в одном хорошем ресторане. Будет готовить фейжоаду —
традиционное бразильское кушанье, сытное рагу из свинины с
черными бобами. Там будуг бразильские коктейли и куча интересных
людей со всего света — иностранцев, заброшенных судьбою на Бали.
Хочу ли я прийти? Не исключено, что после вечеринки все отправятся
танцевать… Она не знает, люблю ли я вечеринки, но…
Коктейли? Танцы? И куча свиного мяса?
Еще бы я не хотела!
89
Не помню, когда в последний раз наряжалась, но сегодня наконец
извлекла свое единственное приличное платье на тонких бретельках со
дна рюкзака и надела его. И даже накрасила губы. Уж не помню, когда
делала это в последний раз, но точно не в Индии. По пути на
вечеринку я заглянула к Армении, и та навешала на меня кое-какие из
своих шикарных украшений, разрешила побрызгаться своими
шикарными духами и поставить велосипед на задний двор дома, чтобы
я явилась на вечеринку в ее шикарной машине, как и подобает
уважающей себя взрослой даме.
Вечеринка с экспатами удалась на славу, разбудив во мне долго
дремавшие стороны моей личности. Я даже слегка опьянела —
примечательное событие после долгих месяцев воздержания, в течение
которых я молилась в ашраме и целомудренно пила чай в
балинезийском цветочном саду. Мало того — я флиртовала! Я целую
вечность ни с кем не кокетничала, общалась лишь с монахами и
древними стариками врачевателями — и вот вам, пожалуйста, снова
вспомнила о том, что могу быть сексуальной! Хотя сложно сказать, с
кем именно флиртовала, — я скорее распространяла эту ауру во всех
направлениях. Предназначалось ли мое кокетство остроумному
бывшему журналисту из Австралии, что сидел рядом? («Все мы тут
пьянчуги, — заметил он. — Одни пьянчуги пишут рекомендации для
других».) Или неразговорчивому немцу-интеллектуалу, что сидел
напротив? (Он обещал одолжить мне книги из его личной библиотеки.) Или красивому немолодому бразильцу, который и приготовил этот
великолепный ужин? (Меня очаровали его добрые карие глаза и
акцент. Ну и, разумеется, кулинарный талант. Не подумав, я вдруг
сказала ему весьма двусмысленную фразу. Он отпустил шутку в свой
адрес, сказав: «Бразилец из меня никудышный, — не умею танцевать, не играю в футбол и не владею ни одним музыкальным