казалась невероятно молодой, но и открытой, и взволнованной, и
полной облегчения от того, что мне дали свободу, и уставшей
храбриться. Фелипе сказал, что было совершенно очевидно, как давно
ко мне никто не прикасался. Во мне все кипело от желания, но вместе
с тем я была благодарна, что мне позволили выразить это желание. И
хотя я всего этого не помню, готова поверить ему на слово, потому что
мне показалось, что он обращается со мной прямо-таки чрезмерно
бережно.
Самое яркое воспоминание той ночи — развевающаяся белая
москитная сетка, натянутая вокруг кровати. Она казалась мне
парашютом. Я словно раскрывала этот парашют, чтобы выпрыгнуть с
бокового входа самолета, символизировавшего строгость и
дисциплину. Все эти годы я летела на нем, отдаляясь от пункта под
названием Очень Сложный Период Моей Жизни. Но сейчас этот
надежный летательный аппарат вдруг устарел, прямо в воздухе, и я
выпрыгнула из ограниченного пространства одномоторного самолета и
под трепещущим белым парашютом пролетела сквозь незнакомое
пустое пространство между прошлым и будущим, удачно
приземлившись на маленький островок в форме кровати, где живет
лишь
один
красивый
бразильский
моряк,
потерпевший
кораблекрушение. Он тоже слишком долго пробыл в одиночестве, и
потому так счастлив и удивлен моему появлению, что вдруг забыл весь
свой английский и, глядя на мое лицо, мог повторять всего пять слов: красивая, красивая, красивая, красивая, красивая.
98
В ту ночь мы, естественно, совсем не спали. А потом, по
нелепому стечению обстоятельств, мне пришлось уйти. Наутро я
должна была вернуться домой смехотворно рано, потому что у меня
была встреча с моим другом Юди. Мы с ним давно наметили, использовала уже давно. Весь этот год я много говорила по-английски, но это совсем не то, и уж точно рядом не лежало с рэпперским
вариантом американского диалекта, который нравится Юди. И мы
пускаемся во все тяжкие — ведем себя, как насмотревшиеся MTV
дети, едем и подкалываем друг друга, как персонажи подростковой
комедии, обращаемся друг к другу «чувак» и «друг», а иногда, правда, безо всякого злого умысла, даже «баклан». В основном наш диалог
построен на дружеских оскорблениях чьей-то мамы:
— Чувак, ты куда карту дел?
— Спроси у своей матери, куда я дел карту.
— Спросила бы, друг, да слишком уж она жирная. И так далее, в
том же духе.
Мы не сворачиваем в глубь острова, а едем по побережью —
пляжи, пляжи, одни лишь пляжи всю неделю. Иногда берем рыбацкую
лодочку и плывем на один из близлежащих островов посмотреть, что
там интересного. На Бали огромное количество самых разных пляжей.
Один раз мы целый день торчим на длинном кайфовом пляже в стиле
Южной Калифорнии с белым песком — Кута; потом направляемся на
зловеще-прекрасный скалистый берег в западной части острова, после