— Я знаю, здесь очень красиво… но как думаешь: я когда-нибудь
еще увижу Америку?
Ну что мне ему сказать?
Повисает молчание. А потом Юди достает изо рта противную
индонезийскую конфету, которую сосал уже целый час, и говорит:
— Черт, да это конфета на блевотину похожа. Где ты ее взяла?
— У твоей матери, чувак, — отвечаю я, — у твоей матери.
99
По возвращении в Убуд я сразу же еду к Фелипе домой и не
вылезаю из его постели еще примерно месяц. И это лишь небольшое
преувеличение. Никто и никогда не любил меня и не обожал с таким
наслаждением и внимательным сосредоточением. Никогда прежде
занятия любовью не заставляли меня сбросить шкурку, как апельсин, показать свою сущность, раскрыться, как цветок, закружиться в
водовороте.
Что касается интимной близости, я точно знаю одно: существуют
определенные
законы
природы,
регулирующие
сексуальные
переживания двух людей, и от них нельзя отмахнуться, как нельзя не
обращать внимания на силу земного притяжения, к примеру. Не вам
решать, будет ли вам комфортно рядом с другим человеком. Образ
мыслей, действия, диалог, даже внешность играет очень малую роль.
Загадочное притяжение, спрятанное где-то глубоко в груди, или есть, или его нет. А когда его нет (я много раз убеждалась в этом в прошлом
с мучительной ясностью), вы не можете силой заставить его появиться
— как не может хирург заставить организм пациента принять
неподходящую донорскую почку. Моя подруга Энни говорит, что в
конце концов все сводится к одному простому вопросу: хочешь ли ты
до конца жизни прижиматься животом к животу партнера или нет.
У Фелипе и меня, как мы с радостью выяснили, идеальная, генетически предрасположенная «животная» совместимость. Нет ни
одной части моего тела, которая страдала бы аллергией на части его
тела. Ничто не кажется опасным, все дается легко, ничто не вызывает
отторжения. В нашей вселенной чувств все дополняет друг друга
естественным и тщательным образом. Все вызывает восхищение.
— Взгляни на себя, — говорит Фелипе, подведя меня к зеркалу, после того как мы в очередной раз занимались любовью, и показывая
мне мое обнаженное тело (волосы такие, словно я только что вышла из
центрифуги для подготовки космонавтов в центре НАСА). — Смотри, какая ты красивая… все линии плавные… ты — как песчаные дюны…
(И правда, кажется, еще никогда мое тело не выглядело и не
чувствовало себя столь расслабленным, разве что в младенчестве,
месяцев в шесть, когда мама сфотографировала меня всю размякшую
после купания в кухонной раковине, растянувшейся на полотенце на
кухонном столе.)
А потом Фелипе ведет меня в постель и шепчет по-португальски:
— Vem, gostosa.
Пойдем, моя сладкая.
Фелипе — мастер обольщения. В постели он шепчет мне
нежности по-португальски, и из «милой, дорогой малышки» я
превращаюсь в queridinha (в буквальном переводе: «милая дорогая