А потом все стало выползать на поверхность. Состояние полной
тишины освободило место для ненависти и страха, которые теперь
могли свободно распоряжаться моим опустошенным сознанием. Я
чувствовала себя, как наркоман во время ломки, билась в конвульсиях
выходящего из меня яда. Много плакала. Много молилась. Это было
тяжело и страшно, но одно я знала точно: я не жалела ни на минуту, что приехала сюда и что была здесь одна. Я знала, что должна пройти
через это и должна сделать это в одиночку.
Кроме меня, из туристов на острове были лишь несколько
парочек, приехавших на медовый месяц. (Джили-Мено — слишком
красивое и слишком оторванное от цивилизации место, чтобы
приезжать сюда в одиночестве; лишь чокнутые способны на такое.) Я
смотрела на них и завидовала их чувствам, но в то же время думала:
«Сейчас не время для общения, Лиз. У тебя совсем другая цель». Я
держалась подальше от всех. Люди на острове обходили меня
стороной. Наверное, я их пугала. Весь год мне было очень плохо.
Человек, который так долго мучился бессонницей, так сильно похудел, так много плакал в течение долгого времени, просто не может не
выглядеть психопатом. Поэтому со мной никто не разговаривал.
Хотя нет, неправда. Кое-кто все-таки говорил со мной, причем
каждый день. Это был маленький мальчик, один из тех ребят, что
бегают по пляжам, пытаясь всучить туристам свежие фрукты. Ему
было, наверное, лет девять, и, судя по всему, он был у ребят вожаком.
Это был крутой оборвыш, я бы сказала — воспитанный улицей, да
только улиц на Джили-Мено как таковых нет. Воспитанный пляжем, наверное. Невесть как он великолепно выучил английский — должно
быть, пока доканывал загорающих туристов. И приклеился ко мне как
пиявка. Никто не спрашивал меня, кто я такая, никто меня не трогал, но этот неугомонный ребенок каждый день приходил на пляж, садился
рядом и начинал допытываться: «Почему ты всегда молчишь? Почему
такая странная? Не делай вид, что не слышишь, — я знаю, ты меня
слышишь. Почему ты все время одна? Почему никогда не ходишь
купаться? Где твой бойфренд? Почему ты не замужем? Да что с тобой
вообще такое?»
Мне хотелось крикнуть: «Отвали, парень! Тебе что, поручили
озвучить мои самые мрачные мысли?»
Каждый день я пыталась мило улыбаться и отсылать его
вежливым жестом, но он не уходил, пока ему не удавалось меня
вывести. А это случалось неизбежно. Помню, как-то раз я не
выдержала и наорала на него: «Я молчу, потому что пытаюсь
достигнуть долбанного просветления, маленький ублюдок, а ну-ка
ВАЛИ ОТСЮДА!»
И мальчишка убегал смеясь. Каждый день, добившись от меня
ответа, он убегал, заливаясь смехом. Я тоже обычно начинала смеяться
— стоило ему скрыться из виду. Я боялась этого приставучего мальца
и ждала встречи с ним в одинаковой степени. Это был мой
единственный шанс посмеяться в действительно тяжелое время.
Святой Антоний писал о том, как отправился в пустыню и принял обет
молчания. В духовном путешествии к нему являлись всевозможные
видения, и демоны, и ангелы. Пребывая в одиночестве, ему порой
встречались демоны, похожие на ангелов, и ангелы, похожие на
демонов. А когда его спросили, как же он отличал тех от других, святой ответил, что это можно понять, лишь когда существо покидает
тебя, по возникающим ощущениям. Если после его ухода пребываешь