Кажется, я знаю, кем был тот малец, которому всегда удавалось
меня рассмешить.
На девятый день молчания как-то вечером, на закате я вошла в
медитацию на пляже и так и просидела до полуночи. Я тогда
подумала: «Сейчас или никогда, Лиз. — И обратилась к своему разуму:
— Это твой шанс. Покажи мне все, что причиняет тебе боль. Позволь
мне увидеть все это. Ничего от меня не скрывай». Постепенно мысли и
горестные воспоминания подняли руки, встали, чтобы показать себя, и
я посмотрела в лицо каждой мысли, каждой крупинке печали, признала их существование и прочувствовала их страшную боль, не
пытаясь защитить себя. А потом обратилась к этой боли: «Все хорошо.
Я люблю тебя. Я принимаю тебя. Войди в мое сердце. Все кончено». Я
почувствовала, как боль, словно она была живым существом, входит в
мое сердце, как в реально существующую комнату. Потом я сказала:
«Кто следующий?» — и показалась следующая крупинка горя. И я
снова посмотрела ей в лицо, прочувствовала ее боль, благословила ее и
пригласила в свое сердце. Так я проделала с каждым горестным
переживанием, которое когда-либо возникало у меня, пролистав свою
память на много лет назад, пока не осталось ничего.
И тогда я обратилась к своему разуму: «Теперь покажи мне свой
гнев». И один за другим, все те случаи, когда я испытывала гнев, поднялись в моей душе и дали о себе знать. Несправедливость, предательство, утрата, ярость — передо мной встал каждый случай, когда я переживала их, один за другим, и я признала их
существование. Я прочувствовала каждый из них полностью, точно в
первый раз, и сказала: «А теперь войдите в мое сердце. Там вас ждет
покой. Там вам ничего не грозит. Все кончено. Там только любовь».
Это продолжалось часами, меня швыряло от одного мощного полюса
противоположных эмоций к другому — в одну секунду ярость, пробирающая до самых костей, в другую — полное спокойствие, когда
гнев проник в мое сердце, словно через дверь, улегся, свернувшись
калачиком, рядом со своими братьями и перестал сопротивляться.
Потом наступило самое сложное. «Покажи мне, чего ты
стыдишься», — спросила я у себя. Знали бы вы, какие ужасы я увидела
тогда. Позорную демонстрацию всех моих неудач, лживости, эгоизма, зависти, высокомерия. Но я даже не дрогнула, наблюдая все это.
«Покажи мне все самое худшее», — попросила я. И, когда я
попыталась пригласить эти презренные качества в свое сердце, они
застыли у двери, словно уговаривая: «Нет, ты не хочешь, чтобы мы
вошли туда… Ты, что же, не понимаешь, что мы натворили?» А я
ответила: «Нет, хочу. Хочу, чтобы даже вы вошли в мое сердце. Даже
вам там будут рады. Не бойтесь.
Я вас прощаю. Вы — часть меня. Теперь можете отдохнуть. Все
прошло».
Когда все закончилось, я ощутила пустоту. Ничто больше не
раздирало мой ум. Я заглянула в свое сердце и увидела все то хорошее, на что способна. Я увидела, что мое сердце не заполнено даже
наполовину, хотя я только что приняла и поселила в нем целый
выводок убогих горбунов и карликов — мою печаль, гнев и стыд. Но
мое сердце могло бы принять и простить намного больше. Его любовь
была безграничной.
Тогда я поняла, что именно так Бог любит нас и принимает и что
нет на свете никакого ада — он существует разве что в наших
запуганных умах. Потому что, даже если один потрепанный жизнью и
ограниченный человечек способен, пусть даже всего раз, на
абсолютное прощение и принятие себя, представьте — нет, вы только