жизни, о том, что мне всегда хотелось быть таким человеком и жить
именно так, освободившись от необходимости притворяться кем-то
другим, кем на самом деле не являюсь. Я думаю обо всем, что мне
пришлось пережить, прежде чем я оказалась здесь, и задаюсь
вопросом: не я ли (я имею в виду счастливую, гармоничную себя — ту
себя, что сейчас дремлет на палубе маленькой индонезийской
рыбацкой лодки), не я ли вытянула другую себя — ту, что была
моложе, ту, кого раздирали смятения и противоречия, не я ли тянула
себя вперед все эти тяжкие годы? Та я, что была моложе, и есть тот
желудь, несущий потенциал, но кто, как не более мудрая я, уже
выросший дуб, твердила все это время: «Расти! Меняйся! Развивайся!
Присоединяйся ко мне там, где я стала уже полноценным, зрелым
деревом! Ты должна вырасти и стать мною!» А может, это я, настоящая
и полностью реализовавшаяся я, четыре года назад явилась к той
молодой замужней девочке, плачущей на полу в ванной? Может, это я
тогда с любовью прошептала на ухо той отчаявшейся девочке: «Иди
спать, Лиз…» Заранее зная, что все будет в порядке, что рано или
поздно мы соединимся здесь. Здесь, в этот самый момент. Где я всегда
ждала в мире и спокойствии, ждала, когда же она придет и
присоединится ко мне.
Фелипе просыпается. Мы весь день то просыпаемся, то снова
засыпаем, друг у друга в объятиях на палубе рыбацкой лодки. Нас
раскачивают океанские волны, светит солнце. И вот я дремлю, положив голову Фелипе на грудь, а он рассказывает, что во сне ему
пришла одна мысль.
— Знаешь, Лиз, я должен остаться на Бали, ведь у меня тут
бизнес, да и Австралия близко, а там живут дети, — говорит он. — Но
мне нужно и часто ездить в Бразилию — там мы закупаем
драгоценные камни, там моя семья. А ты должна жить в Штатах —
ведь там твоя работа, родные, друзья… И я подумал: может, нам как-нибудь попытаться устроить свою жизнь, поделить ее между
Австралией, Америкой, Бразилией и Бали?
Я могу лишь смеяться, потому что в самом деле: почему нет? Эта
идея настолько безумна, что вполне может и сработать. Кому-то такая
жизнь покажется полным сумасбродством и откровенной глупостью, но она вполне в моем стиле. И только так и следует поступить. Я уже
чувствую, что мне такая жизнь знакома. И мне нравится поэтичность
такой жизни. Я имею в виду, в прямом смысле — после того, как
потратила целый год на отважные исследования стран на букву «И» и
собственного Я, Фелипе предложил совершенно новаторскую
концепцию путешествий: Австралия, Америка, Бали, Бразилия — А, А, Б, Б.
Это похоже на классическое стихотворение. На пару
рифмующихся строк.
Маленькая рыбацкая лодка бросает якорь у берега Джили-Мено.
На острове нет пристани, поэтому приходится закатывать штанины, прыгать в воду и идти вброд сквозь прибой на собственных ногах. Это
совершенно невозможно сделать, не промокнув и не напоровшись на
кораллы, однако усилия не напрасны — ведь здешние пляжи
прекрасны и не похожи ни на один в мире. И мы с моим
возлюбленным снимаем шлепанцы, навьючиваем на себя наш
немногочисленный скарб и готовимся вместе перепрыгнуть через борт, прямо в море.
Знаете, что странно: Фелипе говорит на всех самых романтичных
языках мира, кроме итальянского. Но я все равно говорю ему, прежде