с аркой — церковь: можно войти бесплатно и полюбоваться двумя
полотнами Караваджо, изображающими мучения святого Петра и
обращение святого Павла (переполненный благодатью Господней, тот
упал на землю в священном трепете, не убедив, однако, даже своего
коня). Глядя на картины Караваджо, я всегда преисполняюсь чувств и
становлюсь плаксивой, поэтому, чтобы приободриться, я направилась в
другую часть церкви и стала разглядывать фреску, на которой
красовался самый счастливый, пухлый и смешной малыш Иисус во
всем Риме.
Иду дальше на юг. Прохожу мимо палаццо Боргезе — эти стены
видали немало знаменитых жильцов. В их числе Полин, скандально
известная сестра Наполеона, державшая здесь несметное число
любовников. Еще ей нравилось использовать служанок в качестве
табурета для ног. (Прочитав эту фразу в путеводителе по Риму, невольно думаешь, что прочел неправильно, но нет, все так и было.
Полин также нравилось, чтобы в ванну ее относил, как тут написано,
«негр-гигант».) Прогуливаюсь по берегу широкого болотистого
первозданного Тибра, до самого острова Тибр. Это мое любимое
уединенное местечко в Риме. Остров издавна связан с целительством.
В двести девяносто первом году до нашей эры, после эпидемии чумы, здесь был построен храм Эскулапа; в Средние века монашеский орден
под названием Фатабенефрателли («добрых дел братцы» — смешное
название) соорудил здесь госпиталь, да и сейчас на острове больница.
На другом берегу — квартал Трастевере, который, как говорят, населяют самые что ни на есть коренные римляне — работяги, те
самые ребята, что за много веков построили все памятники по ту
сторону Тибра. Там я обедаю в тихой траттории, смакуя еду и вино не
спеша — потому что ни один трастеверец никогда не помешает вам
спокойно обедать, если вам так хочется. Заказываю ассорти из
брускетты, спагетти cacio e рере (простейшее римское блюдо — паста
с сыром и перцем) и небольшого жареного цыпленка, которого съедаю
пополам с бродячей собакой — она наблюдала за моим обедом такими
глазами, какие бывают лишь у бродячих собак.
Возвращаюсь к мостику и оказываюсь в старинном еврейском
гетто — печальное место, веками стоявшее нетронутым, пока его не
разорили нацисты. Сворачиваю обратно к северу и иду мимо пьяцца
Навона с ее огромным фонтаном в честь четырех великих рек планеты
Земля (и мутный Тибр гордо, хоть и не совсем правомерно, в их
числе). Потом я иду смотреть на Пантеон. Я хожу смотреть на Пантеон
при каждом случае, ведь как-никак, я живу в Риме, а в старой
поговорке говорится, что кто был в Риме и не видел Пантеона, тот «как
приехал ослом, так и уехал».
По дороге домой делаю небольшой крюк, чтобы наведаться в одно
место,
которое
почему-то
обладает
для
меня
странной
притягательностью: мавзолей Августа. Это большая, круглая, полуобсыпавшаяся груда кирпича некогда была великолепным
мавзолеем, построенным Октавианом Августом для захоронения