любимым киноактером, при этом занимаясь сексом с другим, тоже
любимым киноактером… Но раз уж эта девочка спросила у меня
дорогу (решив, что я местная), значит, я вовсе не путешествую, а живу
в Риме. Пусть временно, но живу. Более того, когда эта девочка ко мне
подошла, я как раз бежала оплачивать счет за электричество — разве
дело для путешественника? Энергетика путешествия и энергетика
статичного пребывания в одном месте фундаментально разнятся, и, встретив юную австралийку, направлявшуюся в Словению, мне вдруг
невыносимо захотелось куда-нибудь уехать.
Поэтому я позвонила Софи и сказала: «Поехали в Неаполь на
один день — пиццы поедим!»
И вот всего через несколько часов мы едем в электричке и почти
мгновенно, как по волшебству, оказываемся в Неаполе. Я моментально
влюбляюсь в этот город. Дикий, безумный, шумный, грязный, хамоватый Неаполь. Муравейник в кроличьем садке, смесь экзотики
ближневосточного базара и таинственности нью-орлеанского вуду.
Здесь, как в сумасшедшем доме, царит наркотический угар, опасность
и разгул. Мой приятель Уэйд был в Неаполе в семидесятые, и его
ограбили… в музее. Главное украшение города — белье, развешанное
во всех окнах и через улицы: свежевыстиранные ночнушки и лифчики
развеваются на ветру, как тибетские флаги. В Неаполе нет ни одной
улицы, где не встретишь нахального мальца в шортах и разных носках, который стоит на тротуаре и что-то горланит другому такому же
мальцу на крыше напротив. Нет и ни одного дома, в окне которого не
сидела бы по меньшей мере одна скрюченная бабулька, подозрительно
взирающая на происходящее внизу.
Здешние жители до психоза гордятся своим неаполитанским
происхождением, и не зря. Ведь этот город подарил миру пиццу и
мороженое. Местные женщины — банда хриплых, громкоголосых, добродушных и дотошных матрон с командирскими манерами. Они
лезут тебе прямо под нос с раздраженным видом и пытаются помочь
такой неумехе — им до всего есть дело! Неаполитанский акцент — как
дружеская оплеуха, словно весь город — повара, горланящие
поварятам приказания на кухне, причем все одновременно. Здесь до
сих пор говорят на местном диалекте, а сленг — эта текучая
субстанция — меняется постоянно, но мне порой кажется, что именно
неаполитанцев легче всего понять. Почему? Да потому, что они хотят, чтобы их поняли. В Неаполе говорят громко и отчетливо, и если уж
слова непонятны, то все доскажут жестами. Как та семилетняя
панкушка, что ехала на багажнике мотороллера со своей сестрицей и
показала мне средний палец, при этом улыбнувшись совершенно
очаровательно. Эта улыбка словно говорила: «Эй, тетя, не держи на
меня зла, ведь мне всего семь лет, но уже в таком возрасте мне ясно, что ты — полная ослиха. Но ничего, ты все равно мне нравишься, несмотря на твое тупое лицо. Мы обе знаем, что ты хотела бы
оказаться на моем месте, но уж извини — не выйдет. Поэтому вот тебе
мой средний палец, приятного отдыха в Неаполе, и — ciao!»
Как и повсюду в Италии, в Неаполе в любое время можно увидеть
мальчишек, подростков и взрослых парней, играющих в футбол. Но
тут футболом не ограничиваются. Вот, например, сегодня видела ребят, мальчишек лет восьми, которые смастерили самодельные стулья и стол
из ящиков и сели играть в покер на площади, да с таким азартом, что я
побоялась, как бы кого не пристрелили.
Мои близнецы Джованни и Дарио тоже родом из Неаполя. В это
трудно поверить. Не могу представить робкого, прилежного, доброго
Джованни мальчишкой среди этой, не побоюсь выразиться, черни. Но
он определенно из Неаполя — ведь перед отъездом из Рима он дал мне