заключила она.
Моя мама сделала выбор, он всем нам предстоит, и смирилась с
ним. Я вижу, что теперь она довольна. Ее не терзают сомнения.
Преимущества ее выбора огромны: долгий, прочный брак с человеком, которого она до сих пор зовет лучшим другом; семья и внуки, которые
ее обожают; уверенность в собственных силах. Пусть ей пришлось
чем-то пожертвовать, да и папе тоже, — но разве кому-то из нас
удается этого избежать?
И вот теперь я должна ответить на вопрос: какой выбор я сделаю?
Чего я ожидаю от жизни? Чем могу пожертвовать, а чем нет? Мне
тяжело представить жизнь без Дэвида. Невыносимо даже
предполагать, что мы больше никогда не отправимся в путешествие с
моим любимым попутчиком, что я никогда не припаркуюсь у его дома, опустив окна и включив Брюса Спрингстина, и что мы не укатим по
шоссе в сторону океана, запасшись анекдотами и снедью на много лет
вперед. Но могу ли я поддаться этому блаженству, зная, что у него
всегда будет оборотная сторона — одиночество, причиняющее
физическую боль, неуверенность в себе, разъедающая все твое
существо, обида, отравляющая душу медленным ядом, и, разумеется,
полная деградация личности, а она неизбежно случается, когда Дэвид
отказывается отдавать и лишь берет, берет, берет. Я больше так не
могу. Ощущение счастья, которое я испытала в Неаполе, вселило в
меня уверенность, что я не только способна стать счастливой без
Дэвида, но просто обязана это сделать. Как бы я его ни любила (а я
люблю его вне всяких разумных границ), надо попрощаться с ним
сейчас. И больше к этому не возвращаться. И я пишу ему письмо.
На дворе ноябрь. Мы не общались с июля. Я попросила его не
контактировать со мной, пока буду путешествовать, так как знала: моя
привязанность к Дэвиду столь сильна, что не позволит мне
сосредоточиться на главном — путешествии, если я при этом буду
думать о том, где он сейчас. Но вот сама делаю первый шаг и пишу
письмо.
Я спрашиваю, как у него дела, и сообщаю, что у меня все в
порядке. Шучу — это мы с Дэвидом всегда умели. Потом объясняю, что мы должны покончить с нашими отношениями раз и навсегда. Что, наверное, настало время признать, что ничего у нас не получится и не
нужно стараться. Никакого чрезмерного драматизма в моем письме
нет. Этого в нашей жизни и без того хватало. Я пишу кратко и ясно. Но
надо добавить еще кое-что, и, затаив дыхание, я печатаю: «Если ты
решишь продолжить поиски своей половинки, искренне желаю удачи».
Руки трясутся. Подписываюсь «с любовью, Лиз», стараясь казаться
повеселее.
Но чувствую себя так, будто получила удар в грудь палкой.
В ту ночь я почти не сплю и все думаю, как Дэвид прочтет мое
письмо. В течение следующего дня несколько раз бегаю в интернет-кафе и проверяю, нет ли ответа. Пытаюсь игнорировать внутренний
голос, который отчаянно надеется, что Дэвид ответит. ВЕРНИСЬ! НЕ
УХОДИ! Я ОБЕЩАЮ ИЗМЕНИТЬСЯ! Стараюсь задавить в себе ту
Лиз, которая с радостью готова бросить великую затею с
путешествиями по свету ради ключей от его квартиры. Но около
десяти вечера в тот день я наконец получаю ответ. Это прекрасное
письмо: Дэвид всегда писал чудесные письма. Он пишет, что согласен
со мной: нам пора попрощаться навсегда. Он и сам об этом думал. Его
ответ очень деликатен, а чувства утраты и сожаления переданы с