семидесятые годы кое-кто из состоятельных, легко увлекающихся и
доверчивых молодых людей с Запада связался с группкой
харизматичных, но нечистых на руку индийских «гуру». Сейчас
страсти по большей части улеглись, но осадок остался. Даже у меня, спустя столько лет, слово «гуру» иногда вызывает смущение. Для моих
друзей из Индии это не проблема: идея духовного наставничества
прививалась им с детства, они уже привыкли. Одна девочка-индианка
как-то сказала: «В Индии у всех почти есть гуру!» Я знаю, что под
этим она подразумевала совсем другое (что почти у всех в Индии есть
гуру), но эта нечаянная ошибка мне понравилась, потому что и мне
иногда кажется, что у меня почти есть гуру. Иногда трудно себе в
этом признаться, — я американка и скептицизм и прагматизм у меня в
крови. Но ведь я гуру не искала нарочно: она просто появилась, и все.
И когда я увидела ее впервые, она словно разглядывала меня с той
фотографии. В ее темных глазах теплилось мудрое понимание, и они
как будто говорили: «Ты звала меня, и вот я здесь. Так ты
действительно этого хочешь или нет?»
Оставив неловкие шутки и межкультурные трения, скажу лишь, что в тот вечер моим ответом было отчетливое и искреннее «ДА» — и
мне никогда не следует забывать об этом.
39
Одной из первых, с кем я делила комнату в ашраме, была афро-американка средних лет, рьяная баптистка и учитель медитации из
Южной Каролины. Со временем в числе моих соседок побывали: аргентинская танцовщица, врач-гомеопат из Швеции, секретарша из
Мексики, австралийка, мать пятерых детей, юная программистка из
Бангладеша, педиатр из Мэна и филиппинка-бухгалтерша. Были и
другие, они приходили и уходили — послушники постоянно
переселяются из одной комнаты в другую.
Ашрам не из тех мест, куда можно просто заглянуть на огонек.
Во-первых, он находится в глуши. Вдали от Мумбаи, на проселочной
дороге в долине реки, близ живописной, но нищей деревни (одна
улица, один храм, пара магазинчиков и стадо коров, свободно
разгуливающих по окрестностям и иногда забредающих в
портновскую лавку, чтобы развалиться там на полу). Однажды вечером
я увидела лампочку в шестьдесят ватт без абажура, свисавшую с
дерева на проводе посреди деревни: это их единственный фонарь.
Вокруг ашрама вертится вся местная экономика, им гордится вся
деревня. За его стенами — сплошная пыль и нищета. Но внутри — не
видевшие засухи сады, цветочные клумбы, спрятавшиеся в зарослях
орхидеи, птичьи трели, манговые и хлебные деревья, кешью, пальмы, магнолии, баньяны. Дома красивые, но без излишеств. Скромный
обеденный зал типа столовой. Обширная библиотека духовной
литературы по всем мировым религиям. Храмов несколько, и каждый
предназначен для своих целей. Есть две «пещеры» для медитации —
темные, глухие подвальные помещения с удобными подушками; они
открыты день и ночь и могут быть использованы только для практики
медитации. В крытом павильоне без стен по утрам занимаются йогой, а вокруг есть небольшой парк с овальной дорожкой, где можно бегать
по утрам. Сплю я в общежитии — это бетонное здание.
За время моего пребывания в ашраме здесь одновременно жили
по нескольку сотен человек Когда приезжала сама гуру, число
проживающих значительно увеличивалось, но я так и не застала ее в
Индии. Чего и следовало ожидать — в последнее время она подолгу
жила в Америке, хотя никогда не знаешь — вдруг она решит устроить