Часть вторая
Мизери
Писание не является причиной несчастья, это порождение несчастья.
Монтень
1
Пол Шелдон
ВОЗВРАЩЕНИЕ МИЗЕРИ
Для Энни Уилкс
Глава 1
Хотя Йен Кармайкл не покинул бы Литтл-Данторп за все бриллианты из сокровищницы английской королевы, он вынужден был признаться самому себе, что таких дождей, как в Корнуолле, не бывает больше нигде в Англии.
У входной двери висело старое полотенце, и Йен, сняв сапоги и плащ, с которого капало, насухо вытер им свои темно-каштановые волосы.
Из гостиной доносились журчащие звуки мелодии Шопена, и Йен застыл на пороге с полотенцем в левой руке.
Теперь по его щекам текли не капли дождя, а слезы.
Он припомнил, как Джеффри говорил: Старик, тебе нельзя плакать при ней, кикогда не смей этого делать!
Разумеется, Джеффри был прав – старина Джеффри редко ошибается, – но временами, когда он оставался один, сознание того, как близко от Мизери прошла коса Смерти, неожиданно охватывало его, и тогда было почти невозможно удержаться от слез. Он ведь так ее любил; без нее он бы умер. Без Мизери жизнь утратила бы для него всякий смысл и покинула бы его.
Родовые схватки были долгими и тяжелыми, но, по словам повитухи, не дольше и не тяжелее, чем у множества молодых женщин, у которых ей доводилось принимать роды. Только после полуночи, через час после того, как Джеффри ускакал за доктором в грозовую ночь, повитуха начала беспокоиться. Только когда началось кровотечение.
– Дорогой мой Джеффри! – произнес он вслух и прошел в просторную и жарко, как всегда в Западной Англии, натопленную кухню.
– Что вы сказа-али, молодой господин? – спросила старая миссис Рэмедж, своенравная, но симпатичная экономка семьи Кармайклов, появляясь из буфетной. От ее надетого набекрень чепца, как всегда, пахло нюхательным табаком, пристрастие к которому она вот уже долгие годы убежденно называла тайным пороком.
– Нет, миссис Рэмедж, это я так, – сказал Йен.
– Но там с вашего плаща ка-апает, я сама слышала, так вы там чуть не потонули, как я посмотрю!
– Ну да, почти что так, – отозвался Йен, а сам подумал: Если бы Джеффри тогда привез доктора десятью минутами позже, она, наверное, умерла бы.
Он всегда старался отогнать от себя эту мысль – слишком она мрачная и к тому же бесполезная, но эта мысль о жизни без Мизери обладала ужасной силой и время от времени пробиралась в его мозг.
Печальные размышления были прерваны здоровым криком младенца; его сын проснулся и требовал обеда. Йен услышал негромкий голос Энни Уилкс, умелой няньки Томаса, которая принялась успокаивать его и менять ему пеленки.
– Славно сегодня кричит ваш мальчик, – заметила миссис Рэмедж. На мгновение Йен снова удивился, что стал отцом и у него есть сын, и тут жена окликнула его с порога:
– Здравствуй, дорогой.
Он взглянул на нее, на свою Мизери, на свою любимую. Она стояла в дверях; ее роскошные каштановые волосы, отливавшие на свету темно-рыжим, рассыпались по плечам. Она все еще была болезненно худа, но на ее щеки, как заметил Йен, уже начал возвращаться румянец. В темных глубоких глазах отражался свет ламп, и они сверкали, как два бриллианта чистой воды на черном бархате витрины ювелира.
– Дорогая! – крикнул Йен и бросился к ней – как в тот день в Ливерпуле, когда все были уверены, что проклятие Безумкого Джека Уикершема сбылось и ее похитили пираты.
Миссис Рэмедж поспешно вспомнила, что недоделала кое-что в гостиной, и оставила их наедине. Надо заметить, удалилась она с улыбкой. Миссис Рэмедж также иногда не могла удержаться от мыслей о том, какой была бы их жизнь, если бы Джеффри и доктор приехали десятью микутами позже, или если бы не удался эксперимент по переливанию крови, которую так храбро предоставил в распоряжение доктора ее молодой господин.
– Ох, де-евочка моя, – бормотала она себе под нос, проходя по коридору. – И ду-умать об этом не сто-оит.
Этот разумкый совет Йен тоже давал себе много раз. Но и он, и экокомка уже уяснили, что бывают случаи, когда разумный совет легче дать, чем ему последовать.
А в кухне Йен прижал к себе Мизери, чувствуя, как оживает, умирает и оживает вновь его душа от запаха ее теплой кожи.
Он положил ладонь ей на грудь и почувствовал, как сильно и ровно бьется ее сердце.
– Если бы ты умерла, я бы умер с тобой, – прошептал он.
Она обвила руками его шею и поудобнее устроила грудь в его руке.
– Тише, дорогой, – зашептала Мизери. – Не говори глупостей. Я здесь… с тобой. Поцелуй меня! Если я и умру, то только от любви к тебе.
Он прижался губами к ее губам, его пальцы зарылись в ее каштановые волосы, и через несколько секунд в мире не осталось никого, кроме них.