ней — что ж, по крайней мере тот не назовет его трусливым щенком.
Руки с длинными желтыми ногтями уже почти касались Джорджа, когда слева от него
раздался звон стекла, и сквозь разбитое окно в комнату ворвался ветер, кружа залетевшие
листья и какие-то бумаги, развевая волосы и сорочку Бабули.
Теперь Джордж смог кричать. Он отпрянул от протянутых рук, и Бабуля издала
странный шипящий звук, сжимая и разжимая в воздухе свои клешни, шевеля толстыми
бескровными губами.
Ноги все еще не слишком слушались Джорджа, он упал на пол и, продолжая кричать,
пополз из комнаты. Бабуля медленно поднималась из кресла — огромная, жирная туша,
нависающая над обезумевшим от страха ребенком. Мертвая -и в то же время живая, куда
более живая, чем все эти 4 года… Джордж понял вдруг, ЧТО означает это объятие, и это
открытие поразило его. Бабуля схватила его за рубашку, и Джордж ощутил на мгновение
холод мертвого тела, он отчаянно рванулся, оставив в цепкой старой руке кусок своей
рубашки — и оказался на кухне.
Он убежит в ночь. Немедленно. Сейчас. И пусть кого-нибудь другого обнимает злая
ведьма, его Бабуля. А мама, когда вернется, увидит живого сына.
Но в дверях выросла огромная уродливая тень. Отступать было некогда, и смертельный,
леденящий кровь ужас охватил Джорджа… В это мгновение зазвонил телефон. Джордж
схватил трубку и закричал — он просил помощи, умолял, чтобы его спасли — но ни звука не
вырвалось из сдавленного страхом горла. Бабуля стояла в дверях в своей розовой рубашке,
опираясь огромными руками о косяк, желтые волосы обрамляли оплывшее зловещее лицо…
Она усмехалась.
— Руфь? — это был голос тети Фло, едва слышный сквозь треск и завывание. — Руфь,
это ты? — тетя Фло из Миннесоты, две тысячи миль отсюда.
— Помогите! — прокричал Джордж, и все, что вырвалось из него, был сдавленный
хриплый шепот.
Бабуля медленно двинулась к нему, протягивая руки, сжимая и разжимая их в воздухе.
Она ждала этого объятия 5 лет — и теперь не хотела отступать.
— Руфь, ты меня слышишь? Здесь такая буря, и мне… мне стало страшно… Связь
плохая… Руфь, я не слышу!
— Бабуля, — произнес наконец Джордж. Желтая туша нависла над ним.
— Джордж? — голос тети Фло неожиданно стал прекрасно слышен, будто она была
рядом. — Джордж, это ты?
Он отступал от надвигающихся рук — и обнаружил, что сам, как последний идиот,
отрезал себе путь к отступлению, забившись в угол между раковиной и кухонным шкафом.
Ужас сковал все его существо, и он мог только повторить в трубку снова и снова:
— Бабуля! Бабуля! Бабуля!
Холодные руки прикоснулись к его горлу, и Джордж уже едва слышал далекий, словно
доносящийся не только с расстояния в тысячи миль, но и пролетевший сквозь года голос
тети Фло:
— Скажи ей лечь, Джордж. Скажи, что она должна это сделать во имя твое — и во имя
ее отца. Ее духовного отца звали ГАСТУР. Успокойся, и скажи ей это…
Морщинистая рука с неожиданной силой дернула шнур. Телефон отключился. Джордж
сжался в комок в своем углу, огромная зловещая тень накрыла его…
— Ложись! Успокойся! Именем Гастура! Гастур! Ложись!
Ее руки смыкаются на шее Джорджа, холодные как лед и…
— Ты должна! — кричал мальчик. — Тетя Фло сказала — именем Гастура! Моим
именем!
…и сжимают ее в объятии, неотвратимом, как смерть… сжимают…