Камера доктора Лектера находилась отдельно от других, выходила на кладовку на другой стороне коридора и была совсем не похожа на все остальные. Передняя стена представляла собой всё ту же толстую металлическую решётку, но дальше, на расстоянии больше вытянутой руки, находилась ещё одна преграда — прочная нейлоновая сеть, натянутая от пола до потолка и от одной стены до другой. За сеткой Кларис разглядела привинченный к полу стол, заваленный бумагами и книгами в мягких обложках. За столом — привинченный к полу стул.
Доктор Ганнибал Лектер полулежал на топчане, листая итальянское издание журнала «Вог». Правда, слово «листал» не совсем соответствовало его действиям. Просмотрев очередную страницу, он просто-напросто откладывал её в сторону. Кларис заметила, что на левой руке у него шесть пальцев.
Она остановилась в полуметре от решётки и позвала:
— Доктор Лектер.
Голос прозвучал довольно уверенно и почти естественно.
Лектер оторвался от чтения.
На какую-то долю секунды ей показалось, что его взгляд производит едва слышное жужжание, но нет, это стучала в висках её собственная кровь.
— Меня зовут Кларис Старлинг. Могу я поговорить с вами? — И тон голоса, и расстояние от решётки, на котором она остановилась, выражали максимум вежливости.
Несколько секунд доктор Лектер сидел неподвижно, приложив палец к губам, словно не в силах оторваться от своих листков. Затем встал, не спеша подошёл к сетке, огораживающей его клетку, и, задумчиво глянув сквозь неё, остановился.
Это был маленький, худенький человек, но в его тонких жилистых руках Кларис сразу угадала такую же силу, как и в своих собственных.
— Доброе утро, — наконец проговорил Лектер, словно только что открыл дверь своего дома какому-нибудь знакомому. Ровный голос издавал лёгкий металлический скрип, возможно, от редких разговоров.
Тёмно-бордовые глаза блеснули в электрическом свете ярко-красными точками. Кларис показалось, что эти точки искрами стекаются в центр к самому зрачку. Пронзительный взгляд охватывал её целиком с ног до головы.
Она шагнула чуть ближе к решётке. Волосы на руках зашевелились и встали дыбом.
— Доктор, у нас возникли серьёзные проблемы по вопросам, связанным с психологией. Я хочу попросить вас помочь.
— У нас — это у отдела исследования человеческой личности в Куонтико. Значит, как я понимаю, вы работаете у Джека Кроуфорда?
— Да, всё правильно.
— Можно взглянуть на ваши документы?
Кларис не ожидала такого оборота.
— Я уже показывала… в кабинете главврача.
— Вы имеете в виду Фредерика Чилтона, доктора философии?
— Да.
— А его собственные документы вы проверили?
— Нет.
— Могу вам заметить, что учёные обычно читают не очень внимательно. Кстати, вы видели там Алана? Он просто чудо, правда? С кем из них вы бы стали говорить скорее?
— Ну, вообще-то пожалуй с Аланом.
— Вы вполне можете оказаться обычным репортёром, которых Чилтон пускает ко мне за деньги. Так что, по-моему, я просто обязан взглянуть на ваши документы.
— Ну, хорошо. — Она достала удостоверение.
— Я не могу читать с такого расстояния. Будьте добры, передайте его сюда.
— Не могу.
— Понятно. Запрещено.
— Да.
— Тогда попросите Барни.
Подошедший санитар решительно проговорил:
— Доктор Лектер, я передам вам удостоверение. Но если вы не возвратите его, когда я вам скажу — если нам придётся тревожить людей, чтобы забрать его у вас — я очень расстроюсь. А если вы меня расстроите, вам придётся постоять связанным по рукам и ногам, пока я не перестану на вас сердиться. Питание через трубку, дважды в день смена грязного белья. Ну и ещё на недельку придержу вашу почту. Понятно?
— Конечно, Барни.
Поднос с удостоверением вполз в камеру. Доктор Лектер поднёс документ к свету.
— Курсант? Здесь написано «курсант». Это что же, Джек Кроуфорд послал для беседы со мной курсанта? — Он постучал удостоверением по своим маленьким белым зубам и вдохнул его запах.
— Доктор Лектер, — предупредил Барни.
— Конечно-конечно. — Он положил удостоверение обратно на поднос, и Барни вытащил его наружу.
— Да, я пока ещё учусь в Академии, — проговорила Кларис. — Но, по-моему, мы собираемся обсуждать не работу ФБР, а вопросы психологии. Так что думаю, вы сами сможете определить, достаточно ли я подготовлена, чтобы разговаривать с вами на эту тему.
— Хм, — пробормотал Лектер. — Довольно скользкий ответ. Барни, как ты полагаешь, мы можем предложить даме стул?
— Доктор Чилтон не давал никаких указаний насчёт стула.
— А что подсказывает тебе твоя внутренняя культура и правила этикета?
— Хотите присесть? — обратился Барни к Кларис. — Где-то у нас тут должен быть один стул, но обычно он… обычно никто здесь надолго не задерживается.
Барни принёс из кладовки раскладной стул и удалился.
— Итак, — начал Лектер, усевшись за стол лицом к Кларис, — что же вам сказал Миггс?
— Кто?
— Малтипл Миггс, из камеры в середине коридора. Он что-то там прошипел вам. Что он сказал?
— Он сказал: «Я чувствую, как пахнет у тебя из трусов».
— Понятно. А я не чувствую. Вы пользуетесь кремом «Эвиан» и иногда духами «Лер дю тем», но не сегодня. Сегодня вы вообще не применяли косметики. Ну и что же вы думаете о словах Миггса?
— Он слишком враждебен по непонятной для меня причине. Это очень плохо. Он враждебен по отношению к людям, поэтому и люди враждебны по отношению к нему. Получается замкнутый круг.
— А вы враждебны по отношению к нему?
— Мне жаль, что я вывела его из равновесия. А вообще он просто болтун. Что на уме, то и на языке. А как вы узнали о духах?
— Почувствовал запах из сумочки, когда вы доставали удостоверение. Кстати, у вас очень красивая сумочка.
— Спасибо.
— Взяли по такому случаю самую лучшую, да?
— Да. — Это была правда. Она решила не брать с собой обычного портфеля, а эта сумочка была лучшей из всех, что у неё имелись.
— Гораздо красивее, чем ваши туфли.
— Может, когда-нибудь подберу что-то получше.
— Не сомневаюсь.
— Это ваши рисунки развешены на стенах, доктор?
— Неужели вы думаете, ко мне приглашают сюда художников?
— Вон там, над умывальником, это что, какой-то европейский город?
— Да, Флоренция. Палаццо Веччио и Дуомо. Вид с Бельведера.
— И вы нарисовали всё по памяти? Все детали?
— Память, дорогая моя Старлинг, это всё, что теперь осталось у меня от реального мира.
— А там что нарисовано? Распятие? Но средний крест пуст.
— Это Голгофа после снятия с креста. Цветные мелки, фломастер, обёрточная бумага. Это то, что получил вор, которому обещали все богатства рая, когда он стащит пасхального ягнёнка.
— И что же это?
— Переломанные ноги, что же ещё? Как и у его товарища, того, который предал Христа. Вы что, не читали Евангелие от Иоанна? Там подробно описана вся сцена распятия. Как, кстати, поживает Уилл Грэм? Как он выглядит?
— Я не знакома с Уиллом Грэмом.
— Но вы прекрасно знаете о ком идёт речь. Ещё один протеже Джека Кроуфорда. Как раз перед вами. Как сейчас выглядит его лицо?
— Я никогда не видела его.
— Это называется «нанести несколько новых мазков на старое полотно». Вы не возражаете против такого определения?
Секунда молчания — и Кларис решила перейти в наступление.
— Может, мы лучше нанесём несколько мазков на наше с вами полотно? Я принесла…
— Нет. Никогда не меняйте тему разговора с помощью дешёвой остроты. Понимание остроты и такой ответ на неё заставляет собеседника быстро перейти к другой теме, независимо от его желания и настроения. Мы же с вами в течение всего разговора руководствуемся как раз именно желанием и настроением. Вы так неплохо начали беседу, вежливо и учтиво, всё как положено, внушили доверие, высказав не очень приятную правду о Миггсе, — и тут же так топорно вдруг перескочили на свой вопросник. Нельзя так.
— Доктор Лектер, я прекрасно знаю, что вы достаточно опытный врач-психиатр. Неужели вы считаете, я настолько глупа, что буду пытаться какими-то шутками изменить ваше настроение? Поверьте мне. Я просто прошу вас ответить на несколько вопросов, и вы вправе согласиться или отказаться. Но неужели вам так трудно хотя бы просто взглянуть на этот вопросник?
— Дорогая Старлинг, вы читали какие-нибудь публикации отдела исследования человеческой личности? Из тех, что выходили в последнее время?
— Да.
— Я тоже. ФБР по своей глупости отказывается посылать мне свой бюллетень, но я получаю его через третьи руки, равно как и «Ньюз» Джона Джея, и ещё целую кучу журналов по психиатрии. Так вот, они делят всех людей, которые совершают серии убийств, на две группы — осознающих и не осознающих свои действия. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Ну это… базовое деление, по всей вероятности они…
— Упрощают, вы это хотите сказать. Совершенно верно. Действительно, большинство аспектов психологии развито на настоящий момент на уровне игры в бирюльки, где дело не заходит дальше пустой болтовни. Что же касается той темы, которой занимается сейчас отдел Джека Кроуфорда, по-моему, её вообще можно поставить в один ряд с френологией. Дело в том, что психология не располагает достаточным количеством материала, чтобы начать развиваться как наука. Пойдите на факультет психологии любого университета и взгляните на этих студентов — группка радиолюбителей из африканской деревушки, к тому же наверняка не вундеркинды. Осознающие и неосознающие — что ж, как раз соответствует их умственному развитию.
— А как бы вы изменили эту классификацию?
— Никак.
— Кстати о публикациях, доктор. Я читала ваши статьи о хирургической наркомании и о право- и левосторонней мимике лица.
— Да, неплохо написано, — согласился Лектер.
— Я тоже так считаю, и Джек Кроуфорд такого же мнения. Он и посоветовал мне прочесть их. Это как раз одна из причин, по которой он так нуждается в вашей…
— Стоик-Кроуфорд в чём-то нуждается? Хм, должно быть, он очень занят, если привлекает к работе даже студентов.
— Он и в самом деле очень занят и хочет…
— Занят делом Буйвола-Билла?
— Наверное.
— Нет. Никаких «наверное». Дорогая Старлинг, вы же прекрасно знаете, что он занят именно делом Буйвола-Билла. Думаю, Джек Кроуфорд и прислал вас ко мне, чтобы попытаться выведать о нём.
— Нет.
— Значит, вы не занимаетесь этим делом.
— Нет, я пришла, потому что нам нужна ваша…
— А что вам известно о Буйволе-Билле?
— Никто не может сказать о нём ничего определённого.
— Только то, что было в газетах?
— Скорее всего, да. Видите ли, доктор Лектер, я не имею доступа к секретным документам по этому делу, моя работа…
— А сколько женщин Буйвол-Билл уже э-э… использовал?
— Полиция нашла пятерых.
— И со всех содрана кожа?
— Да, местами.
— В газетах никогда не пытались объяснить происхождение его прозвища? А вы знаете, почему его называют Буйвол-Билл?
— Да.
— Расскажите.
— Расскажу, если просмотрите вопросник.
— Просмотрю, но больше ничего не обещаю. Ну так почему же его так прозвали?
— Всё началось с неудачной шутки в отделе по расследованию убийств в Канзас-Сити.
— Да..?
— Его прозвали так, потому, что он сдирает со своих жертв кожу, как знаменитый индеец Буйвол-Билл из книжки.
Кларис заметила, что страх прошёл, но вместо него появилось странное чувство неловкости. Хотя она всё же предпочла бы лучше испытывать страх.
— Ладно, давайте сюда ваш вопросник.
Она положила бумаги на поднос и молча созерцала, как Лектер бегло просматривает страницы. Наконец, он бросил листы обратно на поднос.
— Ох, Старлинг, Старлинг, неужели вы думаете, что сможете изучить меня с помощью всей этой тупости?
— Нет, думаю, вы могли бы вникнуть в суть дела и помочь нам продвинуться в исследованиях.
— И с какой стати я буду заниматься всем этим?
— Ну хотя бы из простого любопытства.
— Любопытства? По поводу чего?
— По поводу того, почему вы здесь, что с вами случилось?
— Со мной ничего не случилось, Старлинг. Я сам случился. И вы не можете свести мою личность к простому набору случайных обстоятельств. Ради своего бихевиоризма вы предали и добро, и зло. На всех напяливаете костюм морального достоинства — никто никогда ни в чём не виноват. Посмотрите на меня, Старлинг. Вы можете назвать меня олицетворением зла? Неужели я не само зло, Старлинг?
— Думаю, вы просто опасны для общества. А для меня это одно и то же. Вы несёте в себе силу разрушения.
— Так значит зло — это всего лишь сила разрушения? Тогда ураганы — тоже зло, если всё так просто. Или огонь, или град в конце концов. Страховые агенты называют это всё «стихийные бедствия» или иногда «Деяния Господни».
— У них есть на это свои причины…
— Знаете, я собираю коллекцию разрушений церквей, просто так, ради развлечения. Видели последнее на Сицилии? Грандиозно! Фасад обрушился на головы шестидесяти пяти старушек во время обедни. Что это — зло? Если да, то кто же его сотворил? Если это дело рук самого Господа, значит это Ему просто нравится, Старлинг. И у тифа, и у прекрасных белых лебедей — у всего одно и то же единое начало.
— Я не в состоянии объяснить вам, доктор Лектер, но знаю, кто может…
Он прервал её, нетерпеливо подняв руку. Кларис отметила, что шестой палец совсем не искажает пропорции кисти. Редчайшая форма полидактилии.
Когда Лектер снова заговорил, голос его зазвучал более мягко и любезно.
— Вам бы, конечно, очень хотелось разобрать меня по косточкам, Старлинг. Вы честолюбивы, не правда ли? Но знаете, на кого вы похожи со своей очаровательной сумочкой и дешёвыми туфлями? На обыкновенную деревенщину. Прилизанную, рвущуюся вперёд деревенщину с ничтожным вкусом. Ваши глаза напоминают дешёвые драгоценности — тут же вспыхивают, как только вы ухватываете какой-нибудь мало-мальски нужный ответ. И сама вы вся просто светитесь от радости. Так хочется быть хоть чем-то лучше своей мамаши. Хорошее питание позволило вам вырасти высокой и стройной, но вы всего лишь следующее за нашим поколение. Не думайте, что вы далеко ушли от нас, Старлинг. Кстати, откуда пошла эта фамилия? Похоже на Западную Вирджинию. Или Оклахому? Конечно, Оклахома, наверняка вы родом из глубинки. Вот и пришлось выбирать между колледжем и женским армейским корпусом, правильно? Могу рассказать вам даже кое-какие подробности вашей жизни, курсант Старлинг. В вашей комнате, например, вы держите золотые чётки. И всякий раз, когда вы бросаете на них взгляд и видите, что золотые бусинки уже просто слиплись от долгого лежания без дела, вы чувствуете, как ваш мозг словно пронзают острой иглой. Все эти утомительные «спасибо», «пожалуйста», вечное желание выглядеть искренне и пристойно… Всё это и заставляет бусинки на ваших чётках тускнеть и слипаться. Утомительно. Ох, как утомительно. Ску-у-учно. Да, желание вырваться вперёд требует больших жертв, не правда ли? Да и хороший вкус нельзя получить просто так, без всяких усилий. Так что когда вы будете думать о нашем разговоре, то вспомните только звериную ухмылку на лице маньяка, да желание поскорее избавиться от него. Но если бусинки на чётках слипаются и тускнеют, не потускнеет ли со временем и кое-что и в вас самой, если вы будете продолжать жить в том же духе? Наверняка вы частенько думаете об этом долгими бессонными ночами. Я прав?
Старлинг подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Вы весьма проницательны, доктор Лектер. Я не буду отрицать ничего из того, что вы сказали. Но только что, вольно или невольно, вы начали отвечать на мой вопрос: Достаточно ли вы сильны для того, чтобы направить эту свою незаурядную проницательность на себя самого? Это не легко. Я поняла это за несколько последних минут. Ну так что? Взгляните на себя со стороны и напишите всю правду. Что может быть легче и в то же время тяжелее? Или вы просто боитесь себя?
— А вы напористы, Старлинг.
— В какой-то степени, да.
— И ненавидите мысль, что можете быть обыкновенной заурядностью, такой же, как все. Неужели это вас так мучит? Боже мой! Да нет, не переживайте, вы далеко не заурядны. Только боитесь, что это так. Какого размера бусинки на ваших чётках? Семь миллиметров?
— Семь.
— Могу вам кое-что предложить. Достаньте где-нибудь несколько камней «тигровый глаз» и нанизайте их вперемешку с золотыми бусинками. Два плюс три или один плюс два, как вам больше понравится. Камень будет собирать цвет ваших глаз и отблеск волос. Вам когда-нибудь присылали «валентинки» — открытки с любовными стишками в День Святого Валентина?
— Да.
— А ведь до Дня Святого Валентина осталась всего неделя. Ожидаете снова получить от кого-нибудь открытку?
— Разве это когда-нибудь угадаешь?
— Да, действительно. Никогда не угадаешь… Знаете, я тут как раз размышлял о Дне Святого Валентина. Он всегда связан у меня с чем-нибудь смешным и весёлым. И теперь мне кажется, что я смог бы развеселить в этот день и вас, Старлинг.
— Каким образом, доктор Лектер?
— Ну, например, прислать вам к празднику «валентинку» с милыми стихами. Нужно обязательно подумать над этим. А сейчас прошу меня извинить. До свидания, Старлинг.
— А как же вопросы?
— Как-то один умник уже пытался разобрать меня по косточкам. Я съел его печень с овощным гарниром и запил бокалом красного вина. Так что бегите обратно в школу, крошка Старлинг.
Желая остаться вежливым до конца, Ганнибал Лектер не повернулся к ней спиной. Лишь боком прошёл вглубь камеры и там улёгся на свой топчан, тут же став таким же далёким и недосягаемым, как камень на могиле давно погибшего крестоносца.
Кларис вдруг почувствовала себя совершенно опустошённой, словно из неё выпустили всю кровь. Она долго копалась в сумочке, засовывая вопросник, не в силах сделать ни единого шага. Итак, полный провал. Она сложила стул и прислонила его к двери кладовой. Снова придётся проходить мимо этого проклятого Миггса. Насколько она могла рассмотреть, Барни в конце коридора был полностью погружён в чтение какой-то книги. Можно позвать его, чтобы он проводил её к выходу. Чёртов Миггс. Всё равно, что в городе пройти мимо бригады остряков-строителей. Напрягшись всем телом, Кларис двинулась по коридору.
Где-то совсем рядом раздалось шипение Миггса:
— Я кулак разбил, теперь, наверное, умру-у-у-у. Смотри, как кровь хлещет!
Нужно было крикнуть Барни, но испугавшись, она невольно заглянула в камеру. Миггс тряхнул рукой — и прежде, чем она успела отвернуться, на щёку и плечо брызнули какие-то капли. Кларис резко отстранилась и тут заметила, что забрызгана не кровью, а спермой. И скорее почувствовала, чем услышала голос Лектера.
— Старлинг.
Нетвёрдыми шагами она упрямо зашагала к выходу, на ходу роясь в сумочке в поисках салфетки или платка.
— Старлинг, — снова позвал Лектер.
Но она уже взяла себя в руки и продолжала двигаться к бронированной стеклянной двери.
— Старлинг. — В голосе Лектера зазвучали новые нотки.
Кларис остановилась. Что, чёрт возьми, я хочу этим доказать? Миггс снова что-то прошипел, но она уже не слышала.
Она снова стояла перед камерой Лектера и взволнованно наблюдала очередной спектакль доктора. Она знала, что он обязательно учует на ней запах этой дряни. Он всё что угодно может учуять.
— Мне очень жаль, что так произошло. Я всей душой ненавижу проявление грубости.
Как будто все его убийства требовали от него меньшей грубости, — подумала Кларис. — А может, ему просто доставляет удовольствие смотреть на неё, помеченную таким вот образом? Трудно сказать. Искры в его глазах угасли, словно светлячки, унёсшиеся в тёмную пещеру.
Да что бы это ни было, не упускай свой шанс, Кларис!
Она открыла сумочку и вытащила бумаги.
— Прошу вас, сделайте это для меня.
Поздно. Его взгляд снова был пустым и холодным.
— Нет. Но раз уж вы вернулись, я хочу, чтобы это было не зря. Я дам вам кое-что другое. То, что вы хотите больше всего на свете, Кларис Старлинг.
— Что, доктор Лектер?
— Я дам вам совет, как добиться продвижения по службе. Уверен, он отлично сработает — я в прекрасном настроении. День Святого Валентина навёл меня на эту мысль. — Улыбка на его лице могла означать что угодно. Он говорил очень тихо, так, что Кларис с трудом разбирала слова. — Ищите свои открытки к Дню Святого Валентина в машине Распейла. Вы меня слышите? Ищите свои «валентинки» в машине Распейла. А сейчас вам лучше уйти. Не думаю, что Миггс сможет так быстро восстановить силы и повторить свою выходку, но кто его знает, он же всё-таки сумасшедший.