Пятидесятитрехлетний Джек Кроуфорд сидит во вращающемся кресле в спальне своего дома и читает при свете настольной лампы. Перед ним две кровати, обе приподняты на подставках до уровня больничных коек. Одна кровать его, на другой лежит жена Белла. Кроуфорд слышит её частое дыхание. Прошло уже два дня с тех пор, как она в последний раз смогла пошевелиться и произнести несколько слов. Её дыхание вдруг прерывается, Кроуфорд поднимает голову от книги и смотри на жену поверх очков с половинчатыми стёклами. Затем кладёт книгу на стол. Белла снова начинает дышать, сначала часто и прерывисто, потом полной грудью.
Кроуфорд встаёт, чтобы измерить ей пульс и давление. За последние несколько месяцев он научился прекрасно управляться с тонометром.
Чтобы оставаться рядом с женой и ночью, он перенёс свою кровать в её спальню. В темноте ему приходится часто проверять её состояние, поэтому и его кровать тоже стоит на подставках.
Если не считать положения кроватей и высоких подушек для удобства Беллы, комната совсем не похожа на больничную палату. Кроуфорд сделал для этого всё возможное. На столе стоят цветы, но не слишком много. Не видно никаких лекарств — ещё перед тем, как забрать жену из клиники, он освободил бельевой шкаф в холле и сложил туда все таблетки, шприцы и ампулы. Привезя её тогда из больницы, Кроуфорд во второй раз в своей жизни перенёс жену на руках через порог собственного дома.
С юга пришёл тёплый фронт. Все окна в спальне открыты, воздух в комнате мягок и свеж. Откуда-то снаружи едва доносится тихое кваканье лягушек.
Комната безупречно чиста, но ковёр начал слегка тускнеть — Кроуфорд не включает в спальне громкий пылесос, а подметает обыкновенным веником, толку от которого, похоже, ни на грош. Он тихо подходит к шкафу и щёлкает выключателем. С обратной стороны на дверце приколоты листы бумаги. На одних он отмечает пульс и давление Беллы. Цифры, написанные им и медсестрой, дежурящей днём, занимают уже несколько десятков страниц, означая бесконечную вереницу беспокойных дней и бессонных ночей. На других листах медсестра оставляет список инъекций, вводимых Бёлле в течение её дежурства.
Кроуфорд тоже умеет сделать любой укол. Следуя указаниям медсестры, ещё до того, как привезти жену домой, он долго практиковался сначала на лимоне, а потом на собственных ягодицах.
Кроуфорд несколько минут стоит у изголовья кровати, внимательно вглядываясь в лицо жены. Голова её повязана тонким шёлковым шарфом. Она настояла на этом, ещё когда была в состоянии на чём-то настаивать. А теперь он и сам привык к этому шарфу. Он смазывает ей губы глицерином и большим пальцем смахивает прилипшую к веку пылинку. Белла не шевелится. Переворачивать её ещё рано.
Стоя у зеркала, Кроуфорд убеждает себя, что абсолютно здоров, что не должен уходить в могилу вместе с женой, как бы ему этого и ни хотелось. Он ловит себя на этой предательской мысли, и ему становится стыдно.
Вернувшись в кресло, он не может вспомнить, что читал, и ощупывает книги в поисках той, которая ещё сохраняет тепло его пальцев.